Зовущие Эхо

Выкладывай! Посмотрим на судьбу Келды.

One moment))))

Глава 9

Было около трех часов дня, когда Келда, Болдр и Торстеин заметили впереди себя Фолки и Андора, которые как раз заканчивали подниматься на обрывистый берег. Трудно описать, как счастлив был Андор, которому, мягко говоря, было не по себе в этих местах, увидеть своего сына целым и невредимым. Радость его была настолько велика, что он даже пожал руку Стеину и горячо поблагодарил его за помощь. Норсенг в ответ на это коротко кивнул ему, продолжая оставаться все таким же хмурым, и отошел в сторону.
- Ну, и где же вы нашли нашего маленького путешественника? – поинтересовался Фолки у дочери.
Келда усмехнулась.
- Ты не поверишь, но он взобрался почти на самую вершину Поста Смотрящего. Видно, решил передохнуть на отроге. Тут-то я его и обнаружила.
- Пост Смотрящего? – Глаза Фолки округлились, а ведь старого Ворчуна не так легко было чем-либо удивить. Рассмеявшись (чего с ним почти никогда не случалось), рыбак произнес: - Нечего сказать: шустрый внук у Фолки Халворсена! Он еще всех нас переплюнет!
- Не то слово, папа, - отозвалась Келда, тоже улыбаясь.
Хотя краем глаза заметила, как Андор возмущенно вскинул брови при словах своего отца.
Переплюнет? Нет уж, спасибо! Больше Болдр здесь не появится.
Он, Андор, такого больше не допустит. Да и что будет с Кэйей?
Кэйа…
- Нужно найти Кэйю, - сказал Андор. – Болдр с нами, и мы должны поскорее сообщить ей об этом, чтобы она перестала переживать.
- Оставьте ее, - внезапно вмешался Стеин, и показалось, что в голосе его прозвенела несгибаемая стальная воля.
- Не следует ей лишнее время находиться в этом опасном месте, - не сдавался Андор. – Я лично очень переживаю за нее, и я вообще-то думал, что ты тоже…
Стеин медленно сжал кулаки. Желваки заходили у него на побледневших скулах.
- Ей здесь ничего не угрожает, - негромко сказал он. – И не нужно намекать на то, что я недостаточно забочусь о своей сестре.
- А я ни на что и не намекал, - так же тихо ответил Андор. – Но я точно знаю, что Кэйа… Кэйа не любит фьорд. Она говорила, что по собственной воле никогда…
- Ты ничего о ней не знаешь, - процедил Норсенг сквозь крепко стиснутые зубы. Его белые щеки местами покрылись бесформенными красноватыми пятнами. – Ничего! Ты не знаешь, что она может, что она иногда чувствует, чем дорожит… Чем дышит. Ты прожил с ней вместе десять лет и до сих пор не узнал ее. Ты хоть когда-нибудь принимал во внимание ее собственную жизнь, которая была у нее до того, как она вышла за тебя? Ты хоть позволял ей жить своей жизнью?
Его голос дрогнул, однако на губах выступила едва заметная победоносная улыбка, когда он увидел, как сильно взбесили Андора последние слова. Халворсен подался вперед всем телом, словно хотел уже наброситься на того, кто посмел оскорбить его подобным образом, но Келда легким, но решительным движением, придержала брата за плечо.
- Андор, - предостерегающе окликнула она.
- Все эти годы я делил с ней свою жизнь, - спокойно произнес Андор, при этом тяжело дыша. – Одну, единую жизнь. На двоих. Все, что мог, я отдал ей. Ей и Болдру! А ты еще смеешь утверждать, что… Я никогда не вынуждал ее отказаться от своего прошлого – она решила так сама. Она сама сделала выбор! И когда она по своей воле ступала в новую жизнь, я знал, что должен поддержать ее в этом решении, и я поклялся себе и ей, что всегда буду рядом, чтобы помочь. В новой жизни. И я так и делал, Торстеин. За все эти десять лет я не отступал от своего слова, но если кто-то думает, что может доказать обратное, я с интересом его выслушаю!
Торстеин прищурился.
- Это что, вызов? – спросил он негромко, и на этот раз в его голосе был яд.
- Если хочешь, можешь так это понимать.
Тут не вытерпел Фолки. Он встал между Стеином и Андором и с суровым и строгим видом погрозил им обоим двумя разными кулаками.
- Ну, все! Хватит препираться, молодые люди! Довольно я уже от вас наслушался! Слышите? Все, я сказал! Идем и быстро находим Кэйю, а потом возвращаемся в деревню, всем ясно?
Он уже хотел было отправиться на поиски, чтобы подать пример остальным своим спутникам, однако Норсенг решительно заявил ему:
- Вы все равно не сможете так быстро ее отыскать. Ни за что на свете. Потому что она прекрасно знает здесь такие места, о существовании которых вы и не догадываетесь! С детства знает и все еще помнит, уж можете мне поверить! Если Кэйа и впрямь так ненавидит фьорд, как вы говорите, она скоро вернется домой. Она и сама в состоянии найти дорогу. Во всяком случае, у нее больше шансов, чем у некоторых из вас, побывавших здесь впервые в жизни.
И Торстеин презрительно скривился, глядя в глаза Андора. Тот ответил лишь спокойным, но ледяным взглядом.
Тем временем Фолки переглянулся с Келдой. Девушка грустно улыбнулась отцу и вполголоса сказала:
- Я не думаю, что искать сейчас Кэйю будет разумно. Что бы ни говорил Стеин, в этом он прав: она сама способна вернуться домой и ни за что не будет задерживаться. Ведь она допускает мысль о том, что мы могли уже найти Болдра. И мы ведь на самом деле его нашли. Кэйа разумная женщина и понимает, что какими бы важными ни были для нее поиски, к ночи нужно возвращаться домой. Я думаю, что с ней все будет хорошо.
С этими словами Келда ласково погладила Андора по плечу, продолжая смотреть на Фолки.
И старый рыбак решился, хлопнув себя по бедру.
- Черт возьми, ты, кажется, права, дикарка. Ну, ладно, пойдем домой… Но если Кэйа не объявится к ночи, придется возвращаться.
Андор хотел было что-то возразить, но почувствовал, как рука сестренки сильнее сжала его плечо, и передумал. Обменявшись со Стеином мрачными и почти ненавидящими взглядами, он прошел мимо Норсенга и первым зашагал в сторону деревни. За ним поспешил Фолки.
- Заметь, упрямец, я поддержала тебя, - чуть ли не с обвинением сказала Келда Торстеину. – Теперь ты у меня в долгу, понял?
Болдр, во время всей этой весьма неприятной сцены державшийся поодаль от взрослых, подбежал к своей тете и схватил ее за руку. Стеин, который тоже протягивал к племяннику руки, был жестоко уязвлен.
А как же я, малыш?
Ему хотелось бы задать мальчику этот вопрос.
Но он промолчал.
Зато Болдр, словно угадав его мысли, сказал дяде, оглядываясь через плечо:
- Я с Келдой пойду. Келда не ругается. В отличие от вас с папой.

Добраться до дома Томаса Сорбо для Нанны не составило большого труда. Находчивая девушка сразу же сообразила, что о местоположении сего здания знают практически все жители деревни, и после того, как двое случайных прохожих подробно ответили на ее расспросы, уже уверенным и бодрым шагом направлялась, куда было указано.
Очередной поворот – и в глаза тут же бросился большой для такой крохотной деревеньки деревянный дом в два этажа с мансардой. Крыша его, как и у большинства здешних зданий, была выкрашена в спокойный зеленый цвет, напоминавший свежую траву, и такого же цвета были резные деревянные ставни на окнах и причудливая резьба вокруг крытого крыльца. Зодчий потрудился на славу.
Да и вообще, весь дом являл собой образец благополучия, уюта и теплого семейного очага, и трудно было поверить, что в нем, не считая одной пожилой служанки, живут всего трое мужчин.
Вернее, нет. Уже двое.
Весть об убийстве Инглинга Сорбо за несколько часов разнеслась по округе почти так же быстро, как быстро несется ветер.
Нанна долго стояла в нескольких метрах от первой ступеньки крыльца, внимательно рассматривая жилище Сорбо, и все не могла принять и пропустить через себя мысль о том, что здесь когда-то давно жила ее мать.
И все же стоять так и глазеть попусту на большой и красивый дом было чрезвычайно глупо, и, должно быть, девушка довольно странно смотрелась со стороны. Поэтому, чтобы не вызывать излишних подозрительных взглядов, Нанна собралась духом и, взойдя на крыльцо, позвонила в дверной колокольчик.
Открыла служанка, женщина лет пятидесяти пяти, невысокая, чуть сгорбленная, в простом потертом платье из грубой ткани и кухонном фартуке.
Лицо морщинистое и уже пожелтевшее, как это бывает, обычно, в более позднем возрасте.
Заплаканное лицо.
Нанне вдруг стало отчего-то неловко перед ней.
- Вы хотите видеть герра Сорбо? – негромко спросила женщина, прежде чем девушка успела открыть рот, чтобы что-то сказать.
Хотя тон и манера держать себя у служанки были почтительными и подчеркнуто вежливыми, было видно, что непрошенной гостье она не рада и сочла бы за счастье, если бы та немедленно убралась с порога куда подальше. Особенно, когда в доме такое горе…
- Эээ… - Нанна, немного растерявшись, даже не нашлась сперва, что ответить.
- Вы, видимо, желаете засвидетельствовать господину свои глубочайшие соболезнования?
На этот раз своих подлинных чувств служанке скрыть не удалось. Во всем ее дрогнувшем голосе слышалось: знаем, знаем мы таких, как вы. Приходите, носом шмыгаете и сухие глаза платком вытираете. Сочувствуете вы, видите ли… чужому горю. А самим вам дела никакого до бедного герра Инглинга нет и не было. Лицемерите вы все! Притворяетесь, играете на чужом несчастье! Аж противно!
Обветренные посеревшие губы слегка подрагивали. И почему-то это едва заметное движение придало Нанне уверенности в себе. Не обращая внимания на вопрос женщины, преисполненный горькой насмешки, она вежливо, но все же с легкой тенью осознания своего превосходства над служанкой, поинтересовалась:
- Так я могу увидеть доктора Сорбо?
Женщина нахмурилась.
- Разумеется, - буркнула она себе под нос и посторонилась, пропуская посетительницу в дом.
Девушка оказалась в маленьком коридоре, который вел непосредственно в гостиную. Справа от нее, возле лестницы, ведущей, по-видимому, на второй этаж, стоял небольшой старинный комод, на который она положила свою сумочку, в то время как служанка, поднявшись на несколько ступенек по лестнице и задрав голову, крикнула:
- Господин, к вам пришла какая-то юная леди!
Сверху раздался тихий скрип открывающейся двери, и надтреснутый мужской голос будто нехотя произнес:
- Вот как… Юная леди. Что ей нужно? Какое-то важное дело?
- Я не знаю, сэр, я не спросила… Но если вы хотите, я могу сказать ей, чтобы…
- Скажите ей подождать в гостиной, фру Ибсен, - перебил доктор. – Я сейчас спущусь.
Госпожа Ибсен передала девушке слова своего хозяина, хоть в этом и не было никакой необходимости, и проводила Нанну в гостиную, где почти насильно посадила в какое-то старое кресло, а затем удалилась.
Ждать девушке пришлось недолго: хозяин дома спустился через пару минут. Заранее услышав его тяжелые шаги (будто подошедший сильно шаркал ногами по полу), она вскочила со своего места, почтительно поклонилась и, выпрямившись, посмотрела доктору в лицо.
И мысленно возблагодарила господа, что надела в тот день темное платье.
Она еще никогда не видела на человеческом лице столько темной скорби, столько отчаяния и вместе с тем столько неколебимого спокойствия и мужества. Томас Сорбо стоял перед ней, высокий, широкоплечий, крепкий для своего возраста (ему ведь было никак не меньше шестидесяти лет), с седыми кудрявыми волосами почти до середины шеи, бледный, будто мертвец, мрачный, с большими серыми кругами вокруг запавших глаз…
Эти глаза не блестели.
Совсем не блестели.
Они были настолько тусклыми, что темные глазницы казались пустыми…
Этот человек никого не хотел видеть.
Никого.
Однако Нанна не могла молчать. И как бы это ни было неприятно для фру Ибсен, она с осторожностью выразила хозяину дома свои соболезнования по поводу смерти его совсем еще юного внука. На это Томас ничего не ответил, только мотнул головой в сторону кресла и пробурчал:
- Садитесь, фрекен Брок.
Она довольно неуклюже опустилась на свое прежнее место. Сорбо сел в другое кресло напротив и первые полминуты молча смотрел ей в глаза, словно пытаясь что-то в ней разгадать.
- Вы пришли по какому-то делу? – еле слышно спросил он наконец, держась твердо и прямо.
Девушка вздрогнула и растерялась: ей казалось очень невежливым и непочтительным навязывать свою тему человеку, только что узнавшему об убийстве внука, последнего своего родственника, и уж тем более, если тема эта касается довольно неприятных моментов прошлого. Копаться в чьей-то жизни после такого… Это было низко.
Тем не менее, возможно, то, о чем она собиралась говорить, было как-то связано со смертью Инглинга Сорбо. Возможно, они смогут помочь друг другу, возможно…
Возможно.
- Я… - неуверенно начала Нанна.
Взгляд Томаса стал еще более пристальным, но она не сдалась.
- Я прошу прощения, что пришла в такое неподходящее время…
- Время уже ничего не значит, - мягко перебил Сорбо. – Говорите.
Нанна прокашлялась, хотя сама не понимала, зачем ей это понадобилось, и продолжила:
- Я хотела бы спросить вас: вы помните… помните Ари Сорбо, который раньше жил в этом доме?
Она успела испугаться раньше, чем закончила свой вопрос: на ее глазах бледный доктор Сорбо вдруг схватился за сердце и откинулся на спинку своего кресла, тяжело дыша. Нанна вскочила на ноги и тронула старика за плечо, с тревогой спросив:
- Господи, доктор, вам плохо?
- Нет, все в порядке, сядьте, - силясь отдышаться, ответил Томас. – Сядьте, прошу вас, и продолжайте.
- Но… герр Томас, я боюсь, что это на вас плохо скажется, ведь…
- Что бы ни случилось, я хочу услышать все, что вы намеревались мне сказать, - твердо заявил Сорбо. – Все. После смерти Инглинга… Мне уже все равно, что будет. Но я хочу знать…
Он оторвал руку девушки от своего плеча, и Нанна послушно села, продолжая опасливо посматривать на своего собеседника, боясь еще одного приступа…
В том, чтобы повторять свой вопрос, она смысла не видела. Да к тому же, это, кажется, было опасно для здоровья и спокойствия бедного доктора.
- Поймите, пожалуйста, мой интерес, - робко произнесла Нанна. – Это не просто пустое любопытство: вчера я узнала, что Ари Сорбо был моим дедом, отцом моей матери Вигдис.
На этот раз реакция Томаса была поспокойнее: видимо, он уже приготовился к любым неожиданностям. Старик просто нагнулся к ней, все еще потирая сердце, и удивленно вскинул густые седые брови, еще внимательнее рассматривая лицо молодой женщины перед ним…
- Вигдис… - протянул он, словно вспоминая. – Милая девочка, очень милая… Ари любил ее больше всех. А она как отца любила! Кто разрушил это их счастье достоин самой суровой кары…
- А вы… вы ведь их родственник, верно? – уже смелее спросила Нанна.
- Да. Ари был моим двоюродным братом. И хоть он был гораздо старше меня, между нами царили настоящие братские отношения… Его отец, дядя Асманд, воспитывал меня после смерти обоих моих родителей. Мне тогда было тринадцать лет.
- А что случилось с вашим двоюродным братом? – тихо поинтересовалась Нанна.
Томас вздрогнул и опустил печальный взгляд в пол.
И тяжело вздохнул.
- Я не знаю. Он просто уехал и ничего не сказал. Он взял с собой только Холдора.
- А Холдор – его сын? – предположила девушка, припоминая слова своего отца.
Томас кивнул.
- И вы… в самом деле совсем ничего не знаете о том, куда они уехали? Даже не можете предположить?
Томас покачал головой.
Наверное, ему было тяжело говорить.
Только через несколько томительных минут молчания, он поднял голову, и Нанна увидела на его лице два мокрых следа от уголков глаз до подбородка.
- Простите, что я вызвала столько лишних и тяжелых для вас воспоминаний, просто для меня это было… действительно важно.
Доктор Сорбо вдруг поднялся и направился к камину. Нанна заметила на покрытой толстым блестящим слоем лака деревянной каминной полке три рамки с фотографиями. Поняв, что именно к ним идет Томас, она встала и последовала за ним.
- Это Ари. – Хозяин дома показал на самую большую фотографию, с которой Нанне улыбался мужчина средних лет крепкого телосложения, с аккуратно подстриженной светлой бородой и в очках.
Одна его рука пряталась в кармане брюк, а другой рукой человек на снимке обнимал молодую девушку, которая весело смеялась, прижавшись к своему отцу…
- А это Вигдис, ваша мать.
Нанна подошла ближе и с позволения Томаса взяла фоторамку в руки. Ее глаза на несколько секунд остановились на Ари Сорбо, а затем переключились на лицо его дочери. Нанна смотрела на Вигдис Брок… Ну, или тогда еще Сорбо.
Странно, но она почти ничего не чувствовала.
Наверное, она просто не до конца осознавала, что смотрит на свою мать.
Тепло улыбнувшись фотографии, Нанна поставила рамку на место, и решилась посмотреть на оставшиеся. На одной был запечатлен подросток лет четырнадцати, верхом на лошади. Мальчик сидел в седле уверенно, держа спину прямо и гордо, поводья были в его правой руке, а левой рукой он весело махал снимавшему.
- А это, наверное… - начала Нанна.
- Это Инглинг, - закончил Томас, с любовью глядя на фотографию внука. – Но с тех пор он, конечно же, сильно изменился.
На последней фотографии были изображены трое мужчин, и в одном из них легко можно было узнать самого Томаса, хоть там он и выглядел лет на тридцать пять. Одет он был с иголочки и был похож на одного из самых блестящих джентльменов высшего общества, даже волосы были тщательно залакированы, а изо рта торчала толстая папироса. По обеим сторонам от него, обняв его за плечи, стояли еще двое – один очень худой и высокий господин интеллигентного вида, а другой – больше похожий на матерого гангстера, в темных брюках на подтяжках и светлой полосатой рубашке с закатанными рукавами, из-под которых виднелись мощные мускулистые руки. Той рукой, которая не лежала на плече Томаса, этот «гангстер» поправлял шляпу у себя на голове, при этом заговорщически подмигивая камере. Самой отличительной чертой этого человека, пожалуй, были его удивительно тонкие усики, закрученные кверху.
На заднем плане виднелись два фонаря, а также большое здание, и Нанна разобрала надпись «Казино» над входом, прямо за спиной Сорбо.
- Это вы и ваши друзья? – спросила девушка, показывая Томасу на последнюю фотографию.
Было видно, что Томаса смутил ее вопрос. По крайней мере, он почему-то протянул руку и положил фоторамку изображением вниз.
- Это было очень давно, это было время, когда я совершил немало глупостей, и я не хотел бы вспоминать о тех днях. К тому же мой друг Густав давно уже умер от сердечного приступа.
Густав – это, должно быть, тот, который худой и высокий. Так подумала Нанна. Во всяком случае, другой мужчина явно не был похож на того, кто мог бы умереть из-за проблем с сердцем.
- Я прошу прощения, герр Томас, - почти прошептала девушка.
- Не стоит извиняться передо мной, фрекен Брок, - тоже очень тихо ответил Томас. – Повторю: я наделал в молодости немало ошибок. Теперь вот плачу за них. – Он вдруг спрятал лицо в своих ладонях и тихо всхлипнул. – Никогда не думал, что плата будет настолько ужасной.
Доктор Сорбо медленно подошел к стоящей в углу софе и без сил опустился на нее, продолжая прятать лицо. Нанна осталась стоять на месте до тех пор, пока не поняла, что мешает бедному старику в одиночестве пережить его горе, смириться с ним…
- Я… Я, наверное, лучше вас оставлю, герр Томас. Спасибо за то, что согласились со мной поговорить.
Томас ничего не сказал.
- До свидания, - бросила Нанна на прощание и поспешно вышла из гостиной в коридор, где на маленьком табурете сидела рыдающая фру Ибсен, которая в перерывах между всхлипываниями причитала:
- А что будет-то, когда Стеин узнает… Бедный Инглинг…
Увидев девушку, она замолчала и поспешно вытерла лицо фартуком.
А потом бросила на Нанну мрачный взгляд, как будто та была виновата в том, что застала ее в таком ужасном состоянии.
- Уходите? – спросила она так, словно только этого и ждала.
- Да, - коротко ответила Нанна и забрала с комода свою сумочку.
Служанка открыла ей дверь и выпустила на крыльцо.
Переступив порог дома Сорбо, Нанна не стала оборачиваться.
Не хотела.
Слишком тяжело там было находиться.
Как будто на кладбище.

Она стояла у самых ворот фьорда и смотрела на океан, прислонившись животом к холодной скале. Возле берега носились чайки, дерущиеся из-за рыбы, и ветер посвистывал в их белоснежных крыльях. А она все стояла и смотрела.
Пока наконец…
- Что ты здесь делаешь?
Этот голос принадлежал смуглой темноволосой девушке, которая, оказывается, стояла у Кэйи за спиной и внимательно наблюдала за ней широко распахнутыми глазами.
Такой взгляд… Кэйа поежилась, будто от холода.
- Я слышала здесь свою мать и искала ее, - спокойно ответила она странной девушке. – Я все ждала, что она объявиться, если я позову, но сколько бы я ни звала, она не возвращается ко мне.
- Не надо ее звать, - твердо заявила вдруг девушка. – Она не вернется к тебе до тех пор, пока сама не захочет. Ты только зря тратишь время.
Кэйа прищурилась, стараясь заглянуть в самую глубину проницательных глаз незнакомки… и, вздрогнув, отстранилась. Так отшатывается стоящий у обрыва и смотрящий вниз, когда у него закружится голова от высоты, так отдергивают руку от чего-то ледяного, настолько ледяного, что одновременно с этим обжигающего, как огонь.
Вот два бездонных омута.
И не надо лезть слишком глубоко… Не надо высматривать, что там, на дне, которого нет.
Провалишься.
Пожалеешь потом.
- Кто ты такая? – спросила Кэйа. – И почему ты так уверена, что я не услышу свою мать?
- Валькири знает… все знает, - пробормотала девушка и вдруг, сделав два быстрых шага в сторону Кэйи, крепко сжала ее руку. – Тебе нужна помощь. Ты заблудилась. Как и Валькири.
Кэйа освободилась от ее цепкой ручки и попыталась выглядеть строгой и раздосадованной. Она решительно прошла мимо странной девушки, которая говорила о себе в третьем лице, и бросила на ходу:
- Мне не нужна помощь, благодарю. Я прекрасно знаю дорогу до дома.
- Валькири говорит о другом, - молвила девушка вдогонку Кэйе. – Тебе нужна помощь, чтобы освободиться! Слышишь? Валькири не может помочь, но Валькири знает… Знает! Ты заблудилась. Мы заблудились… А путь лишь один.
- Ты сошла с ума! – крикнула Кэйа через плечо, переходя на бег.
Ей почему-то было жутко находиться рядом с этой девушкой. А в ушах звенел тоненький голосок:
Путь лишь один…
Что еще за путь?

Цитата :

Зато Болдр, словно угадав его мысли, сказал дяде, оглядываясь через плечо:
- Я с Келдой пойду. Келда не ругается. В отличие от вас с папой.

Мальчик мудр не по годам! Правильно, этим взрослым надо по башке настучать, чтобы не ссорились!

Цитата :

Повторю: я наделал в молодости немало ошибок. Теперь вот плачу за них. – Никогда не думал, что плата будет настолько ужасной.

Мммм....Интересно, что такое было в молодости у доктора?

Цитата :

Тебе нужна помощь, чтобы освободиться! Слышишь? Валькири не может помочь, но Валькири знает… Знает! Ты заблудилась. Мы заблудились… А путь лишь один.

Со скалы в омут с головой? Только не это!

Рада, что вы поддерживаете Болдра)))

Цитата :

Мммм....Интересно, что такое было в молодости у доктора

Об этом половина книги)))

Цитата :

Только не это!

Слава богу, не это)))

Цитата :

Слава богу, не это)))

Вот спасибо! Хоть утешила и успокоила! А то я, грешным делом, подумала не весть знает что.