Всем привет!
Я понимаю, история странная, поэтому с замиранием сердца жду ваших отзывов...
ТАЙНА СТАРОГО ЗЕРКАЛА
Там смешано всё — и пространство, и время,—
И память все прежние жизни скрывает,
Но вдруг, словно током однажды пронзает:
Мы виделись раньше, но были не теми… *
Они зашли в недавно открывшийся мебельный магазин, по словам одной из Геленых подруг весьма любопытный – здесь выставлялись вещи, стилизованные под антиквариат. На первый взгляд он был вполне заурядным, - неброские диванчики и кресла, столики, торшеры и темные статуэтки.
- Я посмотрю этажерку в спальню, - заговорила Геля, - а ты, если хочешь, выбери себе какую-нибудь красивую безделушку.
Саша кивнула и без энтузиазма осмотрела небольшой торговый зал:
- Как скажешь.
Она любила свою старшую сестру – яркую, энергичную, общительную. Геля с детства обладала бесценным талантом привлекать внимание, располагать, заставить любоваться, влюблять в себя. Вот и сейчас она подошла к молодому человеку в белой рубашечке с бейджиком на груди и, заулыбавшись, заговорила своим чистым радостным голосом, словно звонко расцеловала в обе щеки. У продавца глаза стали как у кролика. Он забегал, завертелся, затарахтел. И стало ясно, что Геля без этажерки не останется. Она живо интересовалась всем предложенным, что необыкновенно вдохновляло молодого человека. Наблюдая за всем этим, Саша снова ощутила хорошо знакомую собственную ненужность и невзрачность. Но имело ли смысл пенять на судьбу? Ведь Геля и правда всегда была очаровательной, неотразимой, непревзойденной. Гелечка, мамина гордость - миловидная блондинка с неизменным блеском зеленоватых глаз и красивой, притягательной линией нежных губ.
Саша отвернулась и направилась в противоположный конец залы, где стояли узкие диванчики, горели бра и поблескивало огромное, в полстены, зеркало. Присев на диван, она снова рассеянно огляделась, почувствовав некоторое назойливое волнение и дискомфорт. Растерянно глянув в сторону щебечущей сестры, Саша постаралась определить, откуда взялось в ней это странное ощущение. Тянуло куда-то…
Она повернула голову и внимательно посмотрела на зеркало. Зеркало…
Мутноватое стекло отражало свет бра, расцвечивая его радужными искрами. И в скукоженном, темном существе, примостившемся на краешке дивана, Саша не узнала себя.
- Чудно, - она медленно поднялась, желая рассмотреть всё лучше. Силуэт её был размыт и искажен. Кривое зеркало! Саша подошла вплотную и прижала ладони к стеклу, внимательно и сосредоточено глядя в собственное лицо, которое не могла узнать. Всё тоже: скуластое лицо, темные глаза, коротковатые, удивленно вздернутые брови, полные губы, чуть вьющиеся волосы с рыжинкой, - но та, что смотрела из серебристого пространства была чужой, незнакомой. Непонятное ощущение втягивания, обволакивания усилилось. Холодная поверхность под руками будто нагрелась. Слабо зазвенело в голове и в груди. В заструившейся глубине зеркала проступили неясные, клубящиеся образы.
- Сашка!
Голос сестры вернул её в торговый зал.
Геля была уже рядом, глядя немного сердито – наверное, не нашла подходящую этажерку.
- Чего ты тут? – она с презрением осмотрела зеркало. – Какое безобразное!
- А мне нравится, - неожиданно даже для себя сказала Саша. – Я хочу его купить.
- Это? – Глаза сестры задержались на демонической маске на самом верху тяжелой, резной рамы. – Такую гадость нельзя держать в доме.
- Оно идет со скидкой, - решил вмешаться консультант. – Венецианское, старое, на самом деле, не подделка, - он хотел еще что-то добавить, но замолчал, тоже посмотрев на ухмыляющийся лик беса.
- Я сама заплачу, - тихо проговорила Саша. – Сколько оно стоит?
Испуганно сморгнув, консультант назвал цену и тут же сбросил еще несколько сотен.
- А что не так с этим зеркалом? – капризно поинтересовалась Геля и сверкнула на смущенного продавца веселым блеском прищуренных глаз.
- Оно замутнено… в некоторых местах.
- Я ничего не вижу, - сестра шагнула к зеркалу – чистому, серебристо прозрачному и абсолютно идеальному.
Саша с удивлением видела теперь и себя и сестру, и смущенного чем-то консультанта.
- Хорошо, - пристально глядя на свое отражение, медленно произнесла Геля. – Мы берем его. Это мой тебе подарок к окончанию школы, сестричка…
Все знакомое - незнакомо. В каждом мгновении и черточке Саша узнает окружающее и видит впервые. Белый дом на скалистом побережье, закат над тихим синим морем, ущелье, по дну которого проходит дорога, что ведет в их владение.
Почему этот день? День, ставший роковым для их семьи? Да он был, теперь она вспомнила. Но проживает его повторно, словно по сценарию. И знает, что случится дальше и не может выйти из этой игры, не может остановить отснятого кем-то правдивого и нереального фильма с её участием.
Вечер раскрасил небо бордовым и синим. На сероватый песок набегают мелкие волны. Саша осторожно выбирается во внутренний дворик, чтобы подслушать прощальный разговор. Ей кажется - он очень важен.
Подвернув подол длинного темно-синего платья, она ложится в теплый песок и понимает, что волнуется. Голос сестры - такой грустный и просительный, а жених её говорит спокойно, но в уверенных интонациях проскальзывают тревожные нотки.
Саша знает его. Память двух её жизней соединилась в одну, сиюминутную и она продолжает оставаться девочкой, которая только что закончила школу и той, что живет в уединенном, огромном доме на побережье. Так бывает. Во снах.
Приподнявшись, Саша с полудетским, ревнивым интересом смотрит на влюбленных – да, жених Гели - знакомый семьи, ходит в гости, как мамин сотрудник, кажется, ухаживает за сестрой. Без особой надежды на взаимность. Как странно…
- Нужно ехать, - повторяет он. Теперешний. Самоуверенный. Любимый…
И Геля смотрит с отчаянием. Тоже знает? Знает, что прощается навсегда?
Нужно выбраться из укрытия, поддержать сестру и не вести себя, как маленькая девочка. Так жаль. Геля предстает в ином свете и эту сестру, обманутую, робко надеющуюся на чужую любовь, Саша не знает.
А он уже садится в седло - не глядя на невесту, пряча глаза. Такой красивый, элегантный. Ну почему подлые души обитают иногда в самых соблазнительных из человеческих обликов?
Саша все-таки встает, отряхивает подол от песка и подходит к сестре, которая, стиснув пальцы, шепчет, как заклинание: «ты тоже узнаешь, что такое неразделенная любовь, ты тоже будешь страдать»…
Но к ним уже идет отец. Последние секунды прощальной сцены тают, как золотистые отблески остывающих лучей над морем.
- Ты встретишь стадо? – обращается он к Саше, кивнув старшей дочери. – Будь добра.
Отец умер, когда они с Гелей были еще маленькими. И теперь так странно, до холодка в груди, видеть его – в одежде из крашеного льна, с бородкой, длинными волосами и аркебузой в руках.
Отвлекшись от грустных мыслей о сестре, Саша охотно отправляется исполнять просьбу. Теперь дышится легче. Может, потому что он уехал? Потому что теперь не нужно думать о нем?
Закат окончательно утратил глубокую синеву, наполняя остывающее небо золотисто-серым светом. В глубоком ущелье прохладно и сумрачно и хочется быстрее выбраться к пологому склону, по которому медленно двигается стадо.
Саша бежит ему навстречу. Совсем не боясь. Взглядывает наверх и машет рукой отцу, который стоит на той стороне ущелья и смотрит на неё. Это так хорошо – чувствовать, знать, что отец наблюдает за тобой, оберегает каждый твой шаг.
Каждый?
Она оборачивается, мгновенно ощутив близкую опасность. Одна из круторогих буйволиц, пригнув голову и грозно ревя, уже готова броситься на свою хозяйку.
- Папа!
Саша помнит – у него аркебуза, но еще понимает вдруг, что загораживает от него взбесившееся животное.
- Папа! – Замирает, не в силах сдвинуться с места. Время, звеня, растягивается, обращая происходящее в подобие замедленной съемки. Саша в ужасе закрывает глаза, чтобы не видеть острых рогов, – так близко!
Грохочет выстрел. С другой стороны ущелья.
Буйволица падает к Сашиным ногам, которая выныривает из удушающего, тягучего пространства, полного ощущения жути и не может открыть глаз, снова всё понимая, зная, что от страшной участи её спасает не тот, к кому она взывала.
Мучительно долго длятся мгновения, вновь застывшие на пологом склоне, где остается только пыль от прошедшего стада, да огромная рогатая туша, затихшая возле испуганной девочки.
- Папа…
Саша порывисто обнимает подбегающего отца. Благодарит его и, не желает думать о том, который остался стоять на той стороне ущелья. Она не хочет вспоминать о нем, не хочет просто сказать «спасибо». Так проще – не замечать. Она знает, что он тайно и уже давно любит её, скромный, преданный компаньон папы, молодой, умный, и в общем, хороший. Разве что не такой яркий, как жених сестры, не такой обаятельный и красивый…
И он это знает. Ловит её виноватый взгляд, чуть улыбается. Он добрый и всё понимает…
Он даже и в этой жизни такой же. Вот только никакой не компаньон и совсем не влюблен в Сашу, свою двоюродную сестру. Скорее уж в Гелю. Но кто в неё не влюблен?..
Шум со стороны ущелья заставляет Сашу обернуться. Мехиды!
- Иди, - отец до боли стискивает ей плечи, - уходи. Иди в дом и выводи женщин, ты знаешь дорогу…
Они осторожно пробираются меж камней. С тоской и страхом вслушиваются в далекие отзвуки выстрелов. Маленькая семья, оставшаяся без мужчин, что дают им возможность уйти в безопасное место. Саша знает дорогу, однажды показанную отцом. Там, над обрывом, они будут ждать, надеясь на лучшее. А что еще остается слабым женщинам?
В тесном ущелье темно, сыро и душно. И, кажется скалы, словно живые и злобные существа пытаются завладеть хрупкими, беспомощными созданиями, жаждут пленить их навсегда, отнять жизни. Сколько они бредут вот так? Потеряв счет времени? В эту мертвую тишину уже не доносится ни звука. Мир замкнулся в каменных стенах, где нечем дышать. Силы на исходе. Зачем идти? Спать. Так хочется спать. Отдаться холодной, звенящей тиши, остаться во влажном и темном чреве гор.
Но неожиданно открывается узкий проход. Свет!
Саша первая выбирается на широкий скалистый карниз. Вдыхает полной грудью чистый, густой воздух - живительный и прохладный, как вода горного источника. Они добрались! Добрались…
Только, что это?
Кто-то крадется внизу, прячась между скал. Озирается. Вслушивается. Ждет кого-то.
Она с изумлением узнает его!
И, не теряя времени, быстро спускается вниз. Вот как! Вот почему он так поспешно покинул их! Предатель! Он знал! Знал о нападении мехидов! Уж не сами ли они предупредили его?
Ей, выросшей в горах, легко отыскать человека, едва знакомого с ними. Ведь жених сестры, пришел с долины, родины мехидов, а, может, сам был одним из них?
- Иуда!
Он перехватывает её руку.
- Ты? Я ждал тебя…
Она теряется. От слов, от выражения красивых глаз, от рук, что обнимают нежно, но властно.
- Пусти!
- Ты же знаешь, ведь не маленькая уже, ты знаешь, что нравишься мне…
- Нет! Трус! Обманщик!
Как трудно вырваться из объятий, словно из плена каменных круч, которые целуют влажными и ледяными поцелуями…
Саша почти сдается – почти желает сдаться... когда наталкивается вдруг на другие глаза. Грустные, добрые, всё понимающие. В них нет ни тени упрека – только сожаление и печаль.
- Прости…
В охватившей всё темноте остаются только двое. Он и она. И пропасть, разделяющая их.
- Прости…
Иногда этого мало. Мало понимания своей вины. Мало одного желания всё вернуть и исправить. Если этого не хочет другой…
Но он же добрый. И всё понимает.
Только, не всегда этого достаточно. Обида бывает так же глубока и непреодолима, как самая глубокая пропасть…
- Прости…
Она опускается на колени. От оглушающей боли закрывает лицо руками, боли, которую теперь ощущает как свою, не в силах даже заплакать.
- Прости…
И открывает глаза, крепко прижимаясь горящей щекой к его запыленной рубахе…
- Саша!
Мамин возглас разрушил дремотную тишь полутемной комнаты. Легкая серебристая дымка, как светлая тень, отделилась от спящей на кровати девушки, храня её образ, её черты. Поднялась, бесшумно и невесомо прошла к зеркалу. Оглянулась.
Сашины ресницы дрогнули.
- Сашка! – мама без стука вошла в спальню дочери. – К нам едет мой племянник!
Она глубоко вздохнула. А дымчатая фигурка быстро растаяла на серебристом стекле…
___________________________________
* Стихи Андрея Леонтьева
** Мехиды - вымышленный народ