Крайдомская дева

КРАЙДОМСКАЯ ДЕВА

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть это изображение]

Эта земля давно уже не та, что была во времена тавитов, потомков Тавита Темного, первого нашего короля. Теперь нет ни дебрей с диковинным зверьем, за которым охотилась местная знать, похваляясь друг перед другом лесными трофеями, ни жестоких законов, служивших той же знати, которые были для народа страшнее любого лесного зверя.
Но до сих пор живет в этих краях легенда о Гарие, последнем из тех, кто носил имя грозного и жестокосердного владыки Веррвиля.
В народе звали Гария Вепрем – за лютый нрав и отталкивающую наружность. Был он горбат, головаст и неуклюж, но при этом силу имел неимоверную. Может в том, что Гарий унаследовал от Тавита и крайне непривлекательную внешность и его ужасающие пороки, являлось неким знаком судьбы, но долгое время Бог не давал королю наследника. Да и та несчастная, что взошла на трон Веррвиля, вскоре скончалась, дойдя до последней степени отчаяния. Потому как дикость и жестокость Гария не имели границ. Окружив себя небывалой роскошью, король мог казнить любого из знатного рода, если тот казался ему одетым слишком богато и, не моргнув глазом лишал состояния всю его семью. Он никого не жалел, считая, что богатство и сытная жизнь престала лишь наследникам Бога на земле. Что уж говорить о простолюдинах, несчастнее и беднее которых не было на свете? Этих горемык Гарий называл не иначе, как вонью, годную для черной работы да забав. А последние были у короля не только страшными, но и богомерзкими.
Говорили, что в подземельях замка служили черные мессы, пили человеческую кровь и устраивали дьявольские оргии. Но сколько было правды в этих слухах, никто доподлинно не знал, потому как гадости эти творились в строжайшей тайне и только среди посвященных, связанных ужасной клятвой.
Главной же причиной появления в народе пересудов явилось рождение у короля долгожданного наследника, матерью которого стала самая развратная из любовниц Гария, зачавшая во время оргий от самого дьявола и будто бы получившая за то дар бессмертия и неистребимую жажду, утоляемую только кровью. Гарий, устрашившись её силы и кровожадности, заточил распутницу в стенах одного из монастырей. Сведения об этом можно и сейчас найти в Хрониках монаха Стратта Крайдомского, как и о том, что сын этой особы и венценосного господина Веррвиля остался при дворе.
Ламьен уродился красивым и удачливым, и совсем не походил ни на мать, ни на отца. Гарий гордился отпрыском и ничего не жалел, чтобы вырастить его избалованным, своевольным и бездушным. Впрочем, образован принц был блестяще, и в умении владеть оружием превосходил многих. Обладая живым и пытливым умом, в юности он увлекся алхимией, и, как во всем, на этом поприще его ожидал большой успех. Но став взрослее, пристрастился вдруг к охоте, чем разделил страсть довольного отца. Это занятие затмило все другие увлечения Ламьена, когда ради потехи он стал привозить из леса раненых волков и, выхаживая, сажал их в клетки, чтобы потом стравливать с самыми свирепыми псами, натасканными на зверя.
В одну из таких королевских охот в Крайдомском лесу гнали огромного волка. Но тот оказался таким хитрым и умным, что с легкостью уходил от своры гончих и лучших охотников. Гарий уже не владел собой и был готов передушить всех.
- Я достану зверя, отец, - в запальчивости пообещал Ламьен, который лишь распалялся от возникающих преград.
Но и король уступать не желал. И скоро они оторвались от других охотников и свиты, и, ликуя в сердцах, уже близко видели волка.
- Уж не оборотень ли? – в пылу азарта воскликнул Гарий.
- Тем лучше! – отвечал принц. – Посажу его на цепь!
И оба удивились, выскочив вдруг на залитую солнцем поляну с одиноким домишком и девушкой, быстро бегущей к нему.
Она услышала, оглянулась. В черных глазах её плескался ужас. Запутавшись в высокой траве, девушка упала и с невероятной ловкостью вновь вскочила на ноги, прикрывая длинными волосами обнаженную грудь.
- Ату её! – взвыл король, досадуя на то, что упустил зверя и не находя выхода лютой жажде крови.
Его любимая гончая, взвыв, ринулась на жертву, но на полпути, вскинув голову, надломилась на лету и рухнула наземь.
- Проклятье! – Налитые кровью глаза Гария обратились к старику, бросившему арбалет и кинувшемуся к принцу.
- Помилуй, помилуй её! – заголосил он, цепляясь за ноги Ламьена. – Защити!
Принц оттолкнул его с омерзением и хмуро взглянул на отца.
Тот медленно спустился с седла на землю и направился к девушке, только сейчас поняв, как красива она была. Потрясающе, дьявольски красива!
Томительный огонь, еще бродивший в крови короля, вспыхнул с новой силой.
- Сколько ты хочешь за неё, старик? – заговорил он хрипло от отхватившего его нетерпения.
Тот повалился на колени:
- Не губи!
- Я всё равно возьму её, - жадно глядя на девушку, отозвался король. – Так назови свою цену. А вздумаешь противиться – сгниешь в подземельях моего замка.
В темных глазах старика загорелся злой огонь.
- Помилуй, - выдавил он через силу, тщетно борясь с закипающей в груди ненавистью.
- Не надо, - вдруг остановила его дочь. – Не надо, папа. Я пойду с господином. И пусть не жалеет потом…
Слова её прозвучали как проклятье. Да и события, случившиеся потом, и не могли быть ничем иным.
Сам не свой вышел из домика на поляне Гарий и, тяжело направившись к лошади, бросил сыну:
- Ты женишься на ней.
И не глядя на побелевшего наследника, вскочил в седло…

Скоро прекрасную Люпину привезли в Веррвиль. Через несколько дней сыграли свадьбу. И дивились приглашенные красоте новобрачной, болезненной бледности короля, безумным его речам и жалким взглядам, что кидал он на невесту своего сына, который совсем не смотрел на Люпину и был необычайно мрачен.
А невеста сидела, не поднимая черных ресниц, и только таинственно и нежно улыбалась чему-то…
С того памятного события прошло совсем немного времени, а замок короля Гария уже так мало походил на прежний. Все померкло в нем, утратив помпезность и вычурность. Роскошь сменила простота и даже грубость. Там, где раньше блистало золото, теперь остался серый камень, вместо тонко лившегося шелка и мерцающего бархата – тоскливо пылилось дешевое сукно. Сам Гарий облачился в рубище и пропадал в подземельях, где взывал к Богу у оскверненного алтаря. Напрасно!
Душа его томилась и с каждым часом все больше тяготило её отчаяние. Выхода не было…
А когда метельной ночью Люпина разродилась полуволчонком, король призвал к себе наследника и повелел избавиться от мерзкого звереныша и удалиться в отдаленный замок на самой границе Крайдомских земель.
Явившийся принц ответил спокойно и уверенно:
- Ничего этого я делать не стану.
Он тоже изменился и теперь в нем трудно было узнать порочного и беспечного потомка Тавита. Давно забросил Ламьен охоту и волчьи клетки стояли пусты.
- Как смеешь ты перечить мне? – загорелся Гарий праведным гневом, точимый ревностью.
- Ты сам навлек на всех нас проклятье – теперь пожинай плоды поклонения дьяволу. Он стоит у тебя за спиной. Он управляет твоей душой и жизнью.
- Я велю тебе повиноваться!
Принц невесело улыбнулся и покачал головой:
- Разве это я просил тебя о такой жене?
Гарий понимал, что пришло время объясниться с сыном, который стал далек и ненавистен, но всё еще оставался наследником.
- Люпина околдовала меня, - проговорил король, и это прозвучало так слабо, что Ламьен только поморщился. Но его отец не лукавил, он и, правда, смутно помнил, что происходило в лесном бедном домишке, но понимал – это было ужасно, чудовищно! Сама Люпина, дико прекрасная в своей наготе, в блеске черных горящих глаз казалась порождением самого леденящего душу кошмара. Она приблизилась и Гарий видел, как запылали в глубине её глаз огненные бездны и не смел пошевелиться, когда крайдомская дева укусила его в шею и оцарапала запястье длинными заостренными ногтями. А потом говорила что-то – он не слышал.
- Ты погряз в пороках еще до того, как в твоей жизни появилась Люпина, - прервал Ламьен его мучительные воспоминания.
- Да, - король опустил голову и снова взглянул на сына. – И я каждый день молю Бога о прощении! Но он не слышит проклятых!
- Проклятых, - подхватил принц. – Вот здесь ты прав! Я знаю больше тебя – она не человек. И я теперь не человек, если когда-то вообще был им. Ты прав! Мы прокляты! Все мы! А то существо, что пришло в наш мир этой ночью – лишь первый из рода, который расплодиться во множестве!
- Убей его! – задрожал Гарий. – Убей и уйди! Оставь Люпину… мне.
Ламьен расхохотался:
- Нет, мой король! В то время как ты молился Богу, лживо надеясь, что дьявол позволит тебе быть услышанным, я принял веру той, что ты сам дал мне в жены! Теперь она - моя. И я разделю с ней судьбу, судьбу королевы нового рода, рода люпинов. Я стал волком, отец.
- Нет!
Поняв, что ему не уступят, Гарий обезумел. Сорвав с груди серебряную цепь с распятьем и призвав имя Господа, он набросился на Ламьена.
- Сдохни, сдохни, тварь! – ему было жутко видеть, как зашипела, почернев, кожа на шее сына, как рвалась она на его пальцах, когда он тщетно пытался освободиться от цепи и скоро упал, затихнув.
Дико взглянув на мертвого Ламьена, Гарий бросился в покои его жены. И она безмятежно встретила короля с ужасным своим отпрыском на руках.
- Уедем, уедем, - забормотал он, припадая к её ногам. – Скроемся от людских глаз и божьего гнева! Вернемся в лес, в котором ты жила…
Люпина улыбнулась. Но в глазах крайдомской девы не было тепла, - только холодный блеск луны отражался в них.

Мчались, хрипя, взмыленные лошади, унося карету от Веррвильского замка. Искрился снег, клубами взметаясь из-под копыт. Тихо стоял посеребренный лес и жемчужная луна в кольце смотрела с неба цвета черного янтаря.
В смертельной тоске озирался Гарий, слыша грозно-тоскливый волчий вой. Темные тени были близко. Близка была погибель последнего из рода тавитов. Волки настигали его.
Страшно завопил он, когда накренилась и встала карета, заплакал младенец, и бесстрастная Люпина стала легко покачивать его. Король бросился прочь, прочь от её ужасной улыбки и ледяных глаз! Упав в снег, обжигая руки, и волоча по рыхлому сугробу тяжелую полу шубы, уже не помня себя, он устремился к лесу.
- Стой!
Гарий обмер и остановился, задохнувшись от ужаса. В злом и властном окрике он узнал голос своего умершего сына…