Новогодняя сказка
Огоньки в темной комнате
Когда Захар впервые увидел это, он почти не испугался. Почему почти? Во-первых, потому что считал себя взрослым, как никак двенадцать лет стукнуло. А во-вторых, все-таки испугался. Самую малость, конечно. И смутили его даже не зеленоватые огоньки, танцующие возле окна, а то, как Глаша села и забормотала спросонья:
- Нет, не сегодня, уходите, я спать хочу…
«Чего это она, - подумалось Захару. - С кем беседует? С огоньками?»
- Глаш? – тихо позвал он.
Но сестра легла и накрылась одеялом с головой.
Все и закончилось. Огни исчезли, словно растворились в легкой дымке у пола, а вскоре и от дымки той не осталось следа. И Захар решил, что ему привиделось. А что? Всякое бывает…
Но следующей ночью в комнате появилась мама. Поискав что-то возле окна, она присела на коечку Глаши, и тут Захар снова вспомнил о таинственных огоньках.
- Ты чего, мам? – осторожно поинтересовался он.
- Глаша во сне разговаривала, слышал?
- Нет, мам, спал.
Захар и правда смотрел какой-то увлекательный сон, пока не появилась мама и не начала бродить по комнате.
- Вот и я спала, - мама заботливо поправила на дочери одеяльце. – А тут вдруг проснулась. Смотрю, сверкнуло что-то. За окном вроде. Совсем как новогодние огоньки. А потом вижу, нет, уже перед самым стеклом мерцает. А Глаша вдруг залепетала жалобно. Встала, побрела, одеяло следом волочится. Я к ней: «Глаша!» Она испугалась, чуть не упала - едва подхватить ее успела – очнулась, глазенками захлопала и… расплакалась.
- Дела, - вздохнул Захар. - Всё проспал! – окончательно расстроился он.
И твердо решил разобраться во всей этой истории.
Сказано - сделано. Утром первым делом Захар допросил сестренку.
Глаша от всего отказалась: не видела, не говорила, не вставала. Но она вообще такая, вся в себе. Девочка-загадка. Поэтому пришлось Захару ждать и не спать по ночам. Трудно, конечно, но вполне выполнимо. Каникулы же, спи потом хоть до обеда, никто слова не скажет. Сложнее ночью не уснуть. Но тут Захар сообразил, выдумывая всякие страшные истории, от которых сна ни в одном глазу!
Пару ночей прошло впустую. Глаша спала, а комната оставалась темной, как ей и положено по ночам. Захар терпеливо ждал. Но когда увидел знакомые огоньки, как-то даже растерялся. Просто лежал, не шевелясь. Лежал и смотрел. А что было делать? Но завозилась сестренка, потом села и, скинув одеяло, поплелась к окну. Ночь стояла лунной и Захар отчетливо видел и взъерошенные сестренкины волосенки, влажные на лбу и висках, и едва приоткрытые глаза, и задравшийся ворот ночнушки. Но ему все больше казалось, что он спит. Какая-то странная сила тянула его вжаться в мягкую подушку. «Надо спать, спать», - давила отяжелевшая мысль.
А вот и нет! Захар был упрямым мальчиком. Стряхнув сонливость, он поднялся, удивляясь, что и двигаться приходилось как во сне, словно воздух вокруг уплотнился. Сжав кулаки, Захар медленно пошел к сестре, в то время как та остановилась у окна и оперлась о подоконник. Злосчастные огоньки мелькали возле ее рук и лица.
- Эй! – крикнул он, но не услышал своего голоса, только слабый выдох.
«Главное дойти», - подумал Захар с надеждой.
А когда дотронулся до сестры, увидел вдруг косматое существо на подоконнике. Оно уютно сидело там, подвернув ноги. Чудеса! Да это же маленький старичок! Вот и борода и седые волосы.
- Ой! – вырвалось у Захара.
Очумело смотревший на него старичок подпрыгнул, взвизгнул: «караул!» и поспешил удрать.
- Куда! – грозно крикнул Захар и даже успел наступить на удивительно длинную седую бороду, тащившуюся по полу.
- Ай-яй-яй! – запричитал старичок. – Пусти, отрок!
- Кто?
- Ой, Захарчик, отпусти его, он хороший, - ожила Глаша и, вцепившись в брата, попыталась столкнуть его с бороды.
- Ты чего, малявка? – изумился Захар. – Кто это? Ты его знаешь?
- Знает-знает, - заявил старичок сердито, дергая за бороду. – Домовой я, Власом кличут. Свои мы. А вот те, которые волосья дергают, те не свои вовсе. Пусти, говорю!
- Так! Тихо у меня! – прикрикнул Захар. Вообще, он был воспитанным мальчиком и на взрослых не кричал. Но тут такое дело… Кто-то обижал его сестру, а за нее он и не на такое способен! Да и не взрослый это. А не понятно кто. Маленький, вон Глашке шестилетней по пояс. Морщинистый, совсем видать древний, волосатый и неуклюжий. Домовой! А они только в сказках бывают.
- Сам ты в сказках! – в сердцах выругался старичок.
- А ты телепат что ли? – удивился Захар. – Я же это про себя подумал.
- Про меня, - уточнил Домовой, - а кто этот твой тилипат – знать не знаю. И вот что, ты это… сам тихо. А то маму разбудишь.
Захар и забыл совсем, что родители спали в соседней комнате, а мама до сих пор не прибежала на шум. Может, потому что дверь закрыта? Сам и закрыл, чтобы не беспокоить.
- Все равно странно, - вслух сказал он. – А может, я сплю?
- Ага-ага, спишь, милок.
- А зачем ты мою сестру до слез доводишь?
- Я? – опешил старичок и даже вырываться перестал. – Да как же это? Да что ты, что ты? Заходим мы, ага. Но чтобы обидеть когда? Да провалиться мне на этом месте! Ее? Голубушку нашу? Особенная ведь она. Нас видит…
- Кого это – вас? – Захар огляделся. – Ты тут ни один что ли?
Домовой кхекнул и почесал в бороде:
- Да как сказать, заходим, да-с, на звезды посмотреть, да сказки послушать. Видит она нас, - повторил он, точно оправдываясь.
- И я вижу, - хмыкнул Захар, как-то не успев этому поудивляться.
- А-а, - протянул старичок, - так это ты с расстройства чувств и я значит с расстройства, вот и вышло.
- Так, ты мне зубы не заговаривай! Видим, не видим – не важно. Вы – сами по себе, мы – сами по себе. Ходят они! Банда вас целая что ли, сказочных персонажей?
- Да… это, - совсем растерялся Домовой. – Только мы с Глашей и дружим. Другие-то в заботах всё.
- Кто – вы? – теряя терпение, повторил Захар строго.
- Так я и… Баюн. Баю-ю-ша, - позвал старичок ласково, - выходь, не бойся, это добрый мальчик.
Когда из угла явился огромный рыжий котяра, тут даже Захар присмирел. Кот был огромным, пушистым и великолепным от кончиков белых усов до кончика рыжего хвоста.
Он заговорил, а Захару показалось, будто кто-то погладил в груди теплой и мягкой тряпочкой.
- Моё почтение, сударь! – Баюн уселся и прикрыл блестящие глаза. А глаза-то эти были разные, один зеленый, другой голубой. – Я высоко оценил вашу преданность сестре, - и кот в знак уважения склонил голову.
Захар открыл рот, но не нашелся с ответом, да так и остался стоять.
- Будем друзьями, - продолжил Баюн сладко. – И поскольку ваша скромность заслуживает всяческих похвал, а обычай требует от меня исполнить любое ваше пожелание, - тут он подмигнул Захару зеленым хитрым глазом, - я предлагаю заключить маленький договор. Позвольте предложить вам, мой друг, составить компанию вашей сестре и, как выразился уважаемый Влас «смотреть на звезды, да слушать сказки» вместе с нами. Вы согласны? – кот посмотрел поочередно на брата и сестру, и перебрал лапками от удовольствия, когда те дружно закивали. Затем продолжил: - Так вот, дорогие дети! Отныне, как только вы увидите моих волшебных светлячков, знайте, что в этот миг для вас приоткрываются златые ворота в иной мир, чудесный мир Сказки. – После этих слов вокруг кота заплясали знакомые зеленые огоньки. - Но помните, - добавил Баюн, жмурясь, - все, что зовется сказкой в вашем мире, может вполне оказаться былью в стране Мерцающих огней. Итак, друзья мои, добро пожаловать в наш мир!
Зимний сказ Баюна
Падают, кружатся снежинки-пушинки. В стылом небе разлит серебряный звездный перезвон. Тихо-тихо качается на рожке месяца хрустальная люлька. Сама Матушка-Зимерзла баюкает первенца своего. Сладко спит младенец Снежень; снятся ему темные поля да черные реки. Холодно им, тоскливо. Неряшливый дед Неумойка окутал всё серыми туманами, ворчит и плачет. Хмурятся тоненькие бровки Снеженя. Сильнее сыплет снег.
- Баю-бай, - поет Зимерзла и дышит холодом, любуясь румяными щечками дитятка своего. – Спи, мой мальчик, подрастай. Скоро станешь ты на ноженьки крепкие, да пойдешь по лесам и долам. Укроешь поля шубами из снега белого, инея синего, украсишь реки порфирами сверкающими. Спи мой мальчик…
Налетит тут Посвист, враз запрячет в полах-крыльях шубы длинной весь свет, и месяц опаловый, и люльку, и Зимерзлу. Завоет, закричит радостно, пришла пора его веселья дикого. Завьюжит метель, опрокинутся на землю белые облака кипучие. Сама Хозяйка зимняя не удержится, пойдет в пляс на пару с Посвистом.
А потом придут деньки светлые, морозные и ясные. Уже спит всё крепким сном крепким, укутанное снежными покровами. Не спеша идет по насту бриллиантовому средний сын Зимерзлы – Сечень синеглазый. Посохом изо льда постукивает он по деревьям. Трещат они от стужи; смеется Сечень. А там, где пройдет – оденутся ветви инеем стеклянным. Самый дорогой он сын у матушки. Вместе хлопочут Зимерзла и Сечень. Зорким оком следит он за ветрами и морозами, а она вышивает жемчугом кружева дивные, чтобы еще ярче сверкала красота ее.
Но поспешает на смену Сеченя меньший брат, Лютень. Любит он запрячь ярых коней дядьки Посвиста, чтобы мчатся по небу черному и погонять коней ветрами-плетками. Самый злой он из всех сыновей Зимерзлы, самый суровый. А сама она все реже выходит из ледяных чертогов своих, все реже берется за кружева. Тоска гложет холодное сердце Зимерзлы; скоро кончится ее срок. И плачет она по ночам, и воет с промозглыми метелями. Роскошные меховые шубы ее ветшают, бледнеют порфиры, рассыпается венец из хрустального града. Стонет Зимерзла, заламывая бледные руки, тает ее красота. И вот уже бродит по зимним дорогам не блистательная и грозная богиня – старуха в серых лохмотьях.
- Где вы, сынки мои, - плачет она, - где брат мой Посвист, где сестрицы Метелицы? Одна я. Выходят последние часы мои…
Сыплет с неба мелким дождиком, смывает следы уходящей Зимерзлы. Скоро, скоро пойдет ей навстречу юная девица-краса, прелестная Леля. Сойдутся они. Засвистит холодный ветер, закружит вьюга, запорхают снежинки, ринется в последнее наступление зимнее войско Зимерзлы. Испугается Леля, отступит. Только пригреет вдруг солнышко. Это Ярило спешит ей на помощь, рыжеволосый молодец на белом коне. Не одолеть его Зимерзле. Укроется она накидкой их холодного тумана и обессиленной вернется в свои чертоги, чтобы уснуть до поры. И будет сниться ей, как закружатся в стылом небе снежинки-пушинки и легко качнется на рожке месяца хрустальная люлька…