Генри Каттнер. Идеальный тайник (Гэллегер 1)

    Гэллегер играл без нот и не глядя на клавиатуру. Это было бы совершенно
естественно,  будь он  музыкантом, но Гэллегер был изобретателем. Пьяницей и
сумасбродом,     но     хорошим     изобретателем.     Он     хотел     быть
инженером-экспериментатором,  и,  вероятно,  достиг  бы  в  этом  выдающихся
успехов, поскольку  моментами его осеняло. К сожалению,  на  систематические
исследования   ему  не  хватало  средств,   поэтому   Гэллегер,  консерватор
интеграторов по профессии,  держал свою лабораторию для души. Это была самая
кошмарная  лаборатория  во всех Штатах.  Десять месяцев  он провел, создавая
устройство,  которое  назвал алкогольным  органом, и  теперь  мог,  лежа  на
удобном  мягком диване  и  нажимая кнопки,  вливать в  свою  луженую  глотку
напитки любого  качества и в  любом  количестве. Только вот  сделал  он этот
орган,  пребывая в  состоянии сильного алкогольного опьянения, и разумеется,
теперь не помнил принцип его действия. А жаль...
    В лаборатории было всего  понемногу, причем  большинство вещей --  ни к
селу, ни к городу. Реостаты были намотаны на фаянсовых статуэтках балерин  в
пышных пачках и с пустыми улыбками на  личиках. Большой генератор бросался в
глаза намалеванным названием "Чудовище",  а  на  меньшем  висела  табличка с
надписью  "Тарахтелка". В  стеклянной реторте  сидел  фарфоровый  кролик,  и
только Гэллегер знал, как он там оказался. Сразу за дверью караулил железный
пес,  предназначавшийся  поначалу для  украшения газонов на старинный  манер
или, может  быть,  для  адских  врат;  сейчас  его  пустые глазницы  служили
подставками для пробирок.
    -- И что ты намерен делать дальше? -- спросил Ваннинг.
    Гэллегер, растянувшийся под алкогольным  органом,  впрыснул себе  в рот
двойное мартини"
    -- Что?
    -- Ты хорошо слышал.  Я мог  бы дать тебе отличную работу,  если бы  ты
умел пользоваться своим сумасшедшим мозгом или по крайней мере начал следить
за собой.
    -- Пробовал, -- вздохнул  Гэллегер. -- Не выходит. Я  не могу работать,
если сосредоточусь. Разве что какую-нибудь механическую рутину. Зато у моего
подсознания очень высокий коэффициент интеллекта.
    Ваннинг,  невысокий  коренастый мужчина  со  смуглым  лицом  в  шрамах,
постукивал  каблуками по "Чудовищу".  Временами Гэллегер его беспокоил. Этот
человек не отдавал себе отчета в своих возможностях и в том, как много могут
они  значить  для  Хораса Ваннинга, коммерческого консультанта.  Разумеется,
"коммерция" была совершенно легальной -- ведь современное коммерческое право
оставляло множество лазеек, в которые умный человек вполне мог протиснуться.
Честно говоря, Ваннинг давал клиентам советы, как ловчее обойти закон, и это
хорошо оплачивалось. Отличное знание  законов  было редкостью  в те времена.
Инструкции  и  указы  образовывали  такой  лабиринт,  что  изучение  законов
требовало  многолетних  трудов.   Но  Ваннинг  имел  великолепный  персонал,
огромную  библиотеку, содержащую всевозможные инструкции, судебные решения и
постановления,  и  за  приличный  гонорар   мог  сказать  доктору  Криппену,
например, как  уклониться  от  уплаты  налогов.  Самые  щекотливые  дела  он
улаживал  в  полной  тайне,  безо   всяких  помощников.  К  примеру,  насчет
нейроружья...
    Гэллегер изобрел его, понятия не  имея, что это  исключительное оружие.
Однажды вечером у него испортился сварочный  аппарат,  и  он  собрал  новый,
соединив части пластырем. Гэллегер дал это устройство Ваннингу, но тот, хоть
и  недолго  держал  ружье у себя, заработал тысячи  кредитов, одалживая  его
потенциальным убийцам и этим причиняя немало хлопот полиции.
    Например, к нему приходил человек и говорил:
    "Я слышал,  вы можете  помочь,  даже если кому-то  грозит  приговор  за
убийство. Если бы, к примеру..."
    "Задний ход, приятель! Я не желаю заниматься такими делами".
    "Гммм. Но..."
    "Я  думаю,  что  теоретически  идеальное убийство  возможно.  Допустим,
изобрели новый вид оружия, и образец находится в камере хранения, скажем, на
Пассажирском Ракетодроме в Ньюарке".
    "Гммм?"
    "Это     всего    лишь     допущения.    Сейф    номер     79,     шифр
тридцать-ну-скажем-восемь.  Такие мелкие  детали хорошо помогают представить
ситуацию, правда?"
    "Вы хотите сказать..."
    "Разумеется,  если  бы  наш убийца  добрался  до  этого  теоретического
оружия,  он  мог  бы  оказаться   достаточно  хитер,  чтобы  иметь  наготове
абонированный ящик... например: сейф 40  в Бруклин-Порте. Он мог бы положить
оружие  в  посылочный  ящик и  избавиться  от  улики  в  ближайшем  почтовом
отделении. Но все это, конечно, только теория. Мне очень жаль, но я ничем не
могу  вам  помочь.  Гонорар  за разговор --  три тысячи кредитов. Секретарша
примет у вас чек".
    Обвинительный приговор  был бы  в таком  случае  невозможен. Прецедент:
вердикт  суда  875-М  по  делу  штата Иллинойс  против  Добсона.  Необходимо
установить причину  смерти, не исключая возможность несчастного случая.  Как
отметил судья  Верховного  суда  Дуккет во время процесса Сандерсона  против
Сандерсона, где речь шла о смерти свекрови обвиняемой...
    "Безусловно, прокурор  со  своим  штабом  экспертов-токсикологов должен
согласиться, что...
    Короче говоря,  ваша  честь, я ходатайствую о  прекращении  дела  ввиду
недостатка улик и невозможности выяснить причину смерти..."
    Гэллегер так никогда  и не узнал,  что  его сварочный аппарат  оказался
таким опасным оружием,  а  Ваннинг время от  времени навещал его  запущенную
лабораторию, внимательно следя за плодами научных забав  приятеля. Не раз он
получал таким образом весьма полезные приспособления. Однако,  все дело было
в том, что Гэллегер не хотел работать по-людски!
    Он еще раз глотнул мартини, тряхнул головой и поднял свое худое тело  с
дивана. Потом лениво подошел к заваленному каким-то  хламом столу и принялся
перебирать обрывки проводов.
    -- Что ты делаешь?
    -- Не знаю. Играю, наверно. Я просто складываю вместе различные вещи, и
порой из этого что-то получается... Только я никогда не знаю, что это будет.
-- Гэллегер бросил провода и вернулся на диван. -- А, к черту все это!
    "Вот  чудак",  --  подумают  Ваннинг.  Гэллегер  был  типом  в принципе
аморальным, совершенно неуместным в сложном современном мире. С  первобытным
весельем  смотрел  он  на  мир со своей  личной колокольни и... делал весьма
полезные вещи. Но только для собственного удовольствия.
    Ваннинг  вздохнул  и оглядел  лабораторию  --  его  педантичная  натура
страдала  при виде  такого бардака. Машинально подняв с пола мятый халат, он
поискал  глазами какой-нибудь  крючок и, конечно, не  нашел. Гэллегер, вечно
страдающий  от  недостатка проводящих металлов,  давно повырывал из стен все
крючки.
    Ваннинг подошел к металлическому  шкафу, стоящему в углу, и открыл его.
Внутри  не было никаких вешалок, поэтому он сложил халат и положил на дно, а
сам снова присел на "Чудовище".
    -- Выпьешь? -- спросил Гэллегер.
    Ваннинг покачал головой.
    -- Нет, спасибо. Завтра у меня дела.
    -- Ерунда, примешь  тиамин. Бр-р, дрянь. Я  работаю гораздо лучше, если
голова обложена надувными подушками.
    -- А я нет.
    -- Это  дело  опыта, --  буркнул Гэллегер.  -- А опыта  может набраться
каждый, если только... На что ты там уставился?
    -- Этот шкаф... -- сказал Ваннинг, удивленно хмуря брови. -- Ну-ка, что
там такое...
    Металлическая дверь  была закрыта неплотно и медленно приоткрывалась. А
от халата, который Ваннинг только что туда положил, не было и следа.
    -- Это  краска  такая,  --  сонно объяснил  Гэллегер. --  Что-то  вроде
пропитки. Я обработал внутренность шкафа гамма-лучами.  Но он ни к  черту не
годится.
    Ваннинг передвинул  лампу, чтобы лучше видеть. Шкаф не был пуст, как он
решил в первый момент. В нем, правда, не было халата, зато находилось что-то
маленькое, бледно-зеленое и почти сферическое.
    -- Он что, растворяет вещи? -- спросил Ваннинг, вытаращив глаза.
    -- Ага. Вытащи его и увидишь.
    Ваннинг  не  торопился засовывать руку внутрь. Найдя длинный штатив для
пробирок, он подцепил им шарик и  тут же отвернулся,  потому что разболелись
глаза. Зеленый  шарик  менял цвет, форму и размер,  и вскоре  превратился во
что-то бесформенное. Внезапно штатив стал удивительно тяжелым.
    И ничего странного: на нем висел халат.
    -- Вот такие штуки он и вытворяет, -- равнодушно объяснил Гэллегер.
    --  Но  должна  же  быть причина.  Вещи,  которые  я засовываю в  шкаф,
становятся  маленькими, но стоит  их  вынуть,  как  они обретают  нормальные
размеры.  Может,  продать  его  какому-нибудь  фокуснику?  --   с  сомнением
предположил он.
    Ваннинг  сел, сжимая в руках халат  и поглядывая на металлический шкаф.
Это был смолисто-черный параллелепипед размерами три на три и на пять футов,
покрашенный изнутри серой краской.
    -- Как ты это сделал?
    -- Что? Сам не знаю.  Как-то само получилось. --  Гэллегер меланхолично
потягивал свою гремучую смесь. -- Может, дело  тут в растяжимости измерений.
Моя  пропитка  могла  изменить свойства  пространства-времени  внутри шкафа.
Интересно,  что это может значить? -- буркнул он в сторону. -- Такие словеса
порой пугают меня самого.
    - Это значит... ты хочешь,  сказать, что  этот шкаф  внутри больше, чем
снаружи?
    -- Парадокс, не так ли? Я думаю, его внутренность находится вообще не в
нашем  пространстве-времени.  Попробуй сунуть  туда  стол  и  убедишься.  --
Гэллегер  даже не приподнялся,  а  лишь махнул  рукой в сторону  упомянутого
стола.
    -- Ты прав. Этот стол больше шкафа.
    -- Ну, так суй его как-нибудь бочком. Смелее!
    Ваннинг некоторое время возился со столом.  Несмотря на небольшой рост,
он был силен, как многие коренастые люди.
    -- Положи шкаф, легче будет.
    -- Я... уф... Ну, и что дальше?
    -- Суй туда стол.
    Ваннинг  искоса  посмотрел  на  приятеля, пожал  плечами  и  попытался.
Разумеется,  стол  не хотел входить в шкаф. Вошел только  угол, а  остальное
застряло, чуть покачиваясь.
    -- И что дальше?
    -- Подожди чуток.
    Стол шевельнулся и медленно пополз вниз. У Ваннинга отвалилась челюсть,
когда он увидел, как стол  постепенно входит внутрь,  словно в воде тонет не
очень тяжелый предмет. Однако ничто его не всасывало, он просто растворялся.
Неизменным оставалось  лишь то,  что  торчало  снаружи, но постепенно в шкаф
ушло все.
    Ваннинг заглянул  в  шкаф, и вновь у него заболели  глаза. Внутри некое
нечто  меняло форму, съеживалось и в  конце  концов  превратилось в  колючую
неправильную пирамиду темно-красного цвета.
    В самом широком месте в ней было не более четырех дюймов.
    -- Не верю, -- выдохнул Ваннинг.
    Гэллегер улыбнулся.
    -- Как  сказал  герцог  Веллингтон: "Это  была очень маленькая бутылка,
сэр".
    -- Погоди минутку. Как, черт возьми, можно засунуть восьмифутовый  стол
в пятифутовый шкаф?
    -- Благодаря Ньютону, -- ответил Гэллегер.  --  Сила  тяжести,  сечешь?
Налей в пробирку воды, и я тебе покажу.
    -- Сейчас... Вот, готово. И что теперь?
    -- Полную  налил? Хорошо. В  коробке с  надписью "Предохранители" лежит
сахар. Положи кусок поверх пробирки, так чтобы одним углом он касался воды.
    Ваннинг сделал, как было сказано.
    -- Ну и что?
    -- Что ты видишь?
    -- Ничего. Сахар напитывается водой и растворяется.
    -- Вот именно, -- с нажимом сказал Гэллегер.
    Ваннинг задумчиво посмотрел на  него  и повернулся  к  пробирке.  Кусок
сахара медленно растворялся и исчезал. Вскоре его не стало вовсе.
    --  Воздух  и  вода  -- это  совершенно различные физические  среды.  В
воздухе кусок сахара может существовать в виде куска сахара, а в воде только
в  виде  раствора.  Та  его  часть, которая  достает  до  воды,  подчиняется
условиям, присущим воде, и значит, изменяется в физическом смысле. Остальное
-- дело силы гравитации.
    -- Говори яснее.
    -- Аналогия и  так проще  некуда, балбес.  Вода --  это  как  бы особые
условия внутри шкафа. А сахар --  это  стол. Ты  же  видел: сахар постепенно
напитался  водой, а сила  тяжести втянула растворяющийся кусок  в  пробирку.
Допер?
    --  Пожалуй.  Стол впитался...  его впитал элемент,  находящийся внутри
шкафа, так? Элемент, который заставил стол съежиться...
    --  In  partis,  а  не  in  toto[1].   Понемногу.  Например,
человеческое  тело  можно  запихнуть в небольшой сосуд  с серной кислотой --
тоже по кусочку.
    --  О-о  -- протянул  Ваннинг,  исподлобья  глядя  на  шкаф. -- А можно
вытащить этот стол обратно?
    -- Пожалуйста. Сунь туда руку и вынь его.
    -- Сунуть туда руку? Я не хочу, чтобы она растворилась!
    -- Не бойся. Процесс  этот не мгновенный, ты же  сам видел.  Прежде чем
начнется изменение,  должно  пройти несколько  минут.  Ты  без опаски можешь
сунуть руку в шкаф, при условии, что будешь держать ее там не больше минуты.
Сейчас я тебе покажу.
    Гэллегер  нехотя поднялся, огляделся, взял  пустую бутылку и сунул ее в
шкаф.
    Изменение действительно не было мгновенным, а шло постепенно -- бутылка
меняла размер и форму и наконец превратилась  в  перекошенный куб размером с
кусок сахара. Гэллегер вынул его и положил на пол.
    Куб начал расти и вскоре вновь стал бутылкой.
    -- А теперь стол. Смотри.
    Гэллегер  вынул   небольшую  пирамидку,   и  та   через  минуту  обрела
первоначальную форму.
    -- Видишь? Держу пари, что компания, занимающаяся складированием, много
дала бы за это. Там можно  разместить  мебель со  всего  Бруклина, но  будут
сложности  с  изъятием  нужных  вещей.  Сам понимаешь: изменение  физической
природы...
    -- Нужно  просто  составлять  план,  --  рассеянно  сказал  Ваннинг. --
Сделать рисунки находящихся внутри предметов и обозначить их.
    --  Сразу видно юриста,  --  заметил Гэллегер.  --  А я бы  чего-нибудь
выпил.
    Он вернулся на диван и присосался к мундштуку.
    -- Я дам тебе за этот шкаф шесть кредитов, -- предложил Ваннинг.
    -- Можешь  забирать.  Все  равно  он занимает  тут слишком много места.
Жаль, что его самого нельзя сунуть внутрь его самого. -- Гэллегер засмеялся.
-- Забавно звучит...
    -- Ты так считаешь? Держи. --  Ваннинг  вынул из  бумажника  деньги. --
Куда их положить?
    -- Сунь их в "Чудовище", там у меня банк... Спасибо.
    -- Готово... Слушай, объясни мне получше эту  хохму с куском сахара. Не
одна же сила тяжести втягивает кусок в пробирку, правда?
    -- Точно. Еще и  осмос.  Или нет,  осмос как-то связан с яйцами. Может,
это овуляция?  Проводимость, конвекция,  абсорбция?  Жаль, что  я не  изучал
физику, тогда бы я знал нужные слова. А так я полный осел. -- Гэллегер снова
потянул из мундштука.
    --  Абсорбция... Дело  не только в  том,  что  сахар  поглощает воду. В
данном случае стол как бы пропитался условиями, царящими внутри шкафа... Как
губка или промокашка.
    -- Что, стол?
    --  Нет,   я,  --   коротко  ответил  Гэллегер,  и  воцарилась  тишина,
прерываемая бульканьем -- это он вливал себе в горло алкоголь.
    Ваннинг  вздохнул и повернулся к  шкафу. Прежде чем поднять  его своими
мускулистыми руками, он старательно закрыл дверцу на ключ.
    -- Уже уходишь? Спокойной ночи. Всего хорошего... всего хорошего...
    -- Спокойной ночи.
    -- Все-го хо-ро-ше-го! -- пропел Гэллегер, заваливаясь спать.
    Ваннинг  еще раз  вздохнул  и вышел  в ночной холод. На  небе  сверкали
звезды,  и  лишь  на юге их перекрывало  зарево Нижнего  Манхеттена. Горящие
белым  огнем   небоскребы  слагались   в  рваный   узор.  Огромная   реклама
превозносила достоинства вамбулина:
    "Вамбулин тебя воскресит!"
    Машина  Ваннинга  стояла у тротуара. Он сунул шкаф внутрь  и кратчайшим
путем направился в свой офис. Ему вдруг вспомнился По.
    "Украденное  письмо",  лежавшее  на   самом  верху,  просто  вывернутое
наизнанку  и  переадресованное, изменилось до неузнаваемости. Господи, какой
отличный сейф выйдет из этого шкафа! Ни один вор  не будет его взламывать по
той простой причине, что он не будет  закрыт. Ваннинг мог бы  наполнить сейф
деньгами, и те тут же стали бы неузнаваемы. Идеальный тайник.
    Но на каком принципе он действует?
    Гэллегера спрашивать  было бесполезно, он творил  по наитию и не  знал,
что  примула, растущая на  берегу  реки,  обычная  примула, зовется  primula
vulgaris. Понятие силлогизма для  него не существовало, он делал выводы,  не
прибегая ни к общим, ни к частным предпосылкам.
    Ваннинг  задумался. Два предмета не могут одновременно занимать  одно и
то же место, значит, в шкафу все-таки есть какое-то пространство...
    Однако это были только догадки,  а  должен  быть и точный  ответ.  Пока
Ваннинг его не нашел.
    Он добрался до  центра и  направил  машину к  зданию, в котором занимал
целый этаж. На грузовом лифте он поднял шкаф наверх,  однако не стал ставить
в своем  кабинете -- зачем привлекать внимание?  --  а  поместил в небольшую
кладовку.

    Ваннинг  так и застыл с рукой на ручке двери. Позади слышались  тяжелые
шаги  охранников.  "Минуточку"...  --  сказал он  через  плечо,  метнулся  в
кабинет, закрыл за собой дверь и еще услышал удивленный вопрос.
    Чемодан. Несомненно, тот самый.  И так же несомненно за его спиной были
два фараона, которые  после  краткого совещания принялись  колотить в дверь,
пытаясь ее выломать.
    Ваннинг позеленел. Он неуверенно шагнул вперед  и  увидел  в углу шкаф.
Идеальный тайник...
    Именно то, что надо! Если он сунет туда чемодан, тот станет неузнаваем.
Неважно, если он снова исчезнет, главное -- избавиться от улики.
    Дверь начала подаваться. Ваннинг подбежал к чемодану, поднял его с пола
и  тут краем  глаза  заметил какое-то движение.  В воздухе над ним появилась
рука. Это была рука гиганта с идеально белым манжетом, расплывающимся где-то
вверху. Огромные пальцы тянулись к нему...
    Ваннинг заорал и отскочил, но недостаточно быстро. Рука схватила его, и
напрасно адвокат молотил руками по ладони -- она тут же сомкнулась  в кулак.
Когда кулак  раскрылся, из него, пятная  ковер,  выпало то, что  осталось от
Ваннинга.  Рука исчезла,  дверь  сорвалась  с  петель,  рухнула  на  пол,  и
охранники, спотыкаясь о нее, ввалились в комнату.
    Вскоре явился Хэттон со своими людьми. Впрочем, тут мало что можно было
сделать,  разве  что  прибрать. Замшевый чемодан,  содержащий двадцать  пять
тысяч  кредитов в облигациях, перенесли  в безопасное  место,  тело Ваннинга
собрали   и    отправили    в    морг.    Фотографы   сверкали    вспышками,
эксперты-дактилоскописты сыпали  порошок, рентгенотехники суетились со своим
оборудованием. Все было сделано быстро и умело; через час контора была пуста
и опечатана.
    Потому-то  никто и не  видел второго  явления гигантской руки,  которая
опять  возникла  ниоткуда,   пощупала  вокруг,   словно  чего-то  искала,  и
исчезла...
    Единственным,  кто мог  пролить  на  это дело  хоть какой-то  свет, был
Гэллегер, но  его  слова, произнесенные  в одиночестве лаборатории,  слышало
только "Чудовище".
    -- Так вот  почему лабораторный стол  появился здесь вчера на несколько
минут. Гммм... Сейчас плюс х равно примерно неделе. А почему бы и нет? Все в
мире  относительно.  Вот  уж  не  думал, что  вселенная  сжимается  с  такой
скоростью!
    Он поудобнее вытянулся на диване и влил себе в глотку двойное мартини.
    -- Да, так оно и есть, -- буркнул он. -- Ваннинг, пожалуй, единственный
человек, который  оказался  в  середине будущей недели и... погиб! По такому
случаю я, пожалуй, напьюсь.
    И напился.

    1 In partis (лащ. ) -- по частям. In toto (лат.) -- целиком.

    2  Судья-вешатель, известный  своими  суровыми  приговорами  участникам
восстания Монмута против английского короля Якова II.

    3 Habeas corpus (лат.) -- здесь: личной неприкосновенности.