Генри Каттнер, Кэтрин Л.Мур. Все тенали бороговы...

Нет смысла описывать ни Унтахорстена, ни его местонахождение,  потому
что, во-первых, с 1942 года нашей  эры  прошло  немало  миллионов  лет,  а
во-вторых, если говорить точно, Унтахорстен был не на Земле. Он  занимался
тем, что у нас называется экспериментированием, в  месте,  которое  мы  бы
назвали лабораторией. Он собирался испытать свою машину времени.
    Уже подключив энергию, Унтахорстен вдруг вспомнил, что Коробка пуста.
А это никуда не годилось. Для эксперимента нужен был контрольный предмет -
твердый  и  объемный,  в  трех  измерениях,  чтобы  он  мог  вступить   во
взаимодействие  с  условиями  другого  века.  В   противном   случае,   по
возвращении машины Унтахорстен не смог бы определить,  где  она  побывала.
Твердый же предмет в Коробке будет подвергаться энтропии  и  бомбардировке
космических лучей другой эры, и Унтахорстен сможет по  возвращении  машины
замерить изменения как качественные, так и количественные. Затем в  работу
включатся Вычислители и определят, где Коробка  побывала  в  1000000  году
Новой эры, или в 1000 году, или, может быть, в 0001 году.
    Не  то  чтобы  это   было   кому-нибудь   интересно,   кроме   самого
Унтахорстена. Но он во многом был просто ребячлив.
    Времени оставалось совсем мало.  Коробка  уже  засветилась  и  начала
содрогаться. Унтахорстен  торопливо  огляделся  и  направился  в  соседнее
помещение. Там он сунул руку в контейнер, где хранилась всякая  ерунда,  и
вынул  охапку  каких-то  странных  предметов.  Ага,  старые  игрушки  сына
Сновена. Мальчик захватил их с собой, когда, овладев необходимой техникой,
покидал Землю. Ну, Сновену этот мусор больше не нужен. Он перешел в  новое
состояние  и  детские  забавы  убрал  подальше.  Кроме  того,  хотя   жена
Унтахорстена и хранила игрушки из сентиментальных соображений, эксперимент
был важнее.
    Унтахорстен вернулся в  лабораторию,  швырнул  игрушки  в  Коробку  и
захлопнул крышку. Почти в  тот  же  момент  вспыхнул  контрольный  сигнал.
Коробка исчезла. Вспышка при этом была такая, что глазам стало больно.
    Унтахорстен ждал. Он ждал долго.
    В конце концов он махнул рукой и построил новую машину, но  результат
получился точно такой же. Поскольку ни Сновен, ни его мать  не  огорчились
пропажей первой порции игрушек, Унтахорстен опустошил контейнер и  остатки
детских сувениров использовал для второй Коробки.
    По его подсчетам, эта Коробка должна была попасть на Землю во  второй
половине XIX века Новой эры. Если это и  произошло,  то  Коробка  осталась
там.
    Раздосадованный, Унтахорстен решил больше не строить  машин  времени.
Но зло уже свершилось. Их было две, и первая...


    Скотт Парадин нашел ее, когда прогуливал уроки.
    К полудню он проголодался, и крепкие ноги принесли  его  к  ближайшей
лавке. Там  он  пустил  в  дело  свои  скудные  сокровища,  экономно  и  с
благородным презрением к собственному аппетиту. Затем отправился  к  ручью
поесть.
    Покончив с сыром, шоколадом и печеньем и опустошив  бутылку  содовой,
Скотт наловил  головастиков  и  принялся  изучать  их  с  некоторой  долей
научного интереса. Но ему не удалось  углубиться  в  исследования.  Что-то
тяжелое скатилось с берега и плюхнулось в грязь у  самой  воды,  и  Скотт,
осторожно осмотревшись, заторопился поглядеть, что это такое.
    Это была Коробка. Та самая Коробка. Хитроумные приспособления  на  ее
поверхности Скотту ни о чем не говорили, хотя, впрочем, его  удивило,  что
вся она оплавлена и обуглена. Высунув кончик языка из-за щеки, он  потыкал
Коробку перочинным ножом - хм! Вокруг никого,  откуда  же  она  появилась?
Наверно, ее кто-нибудь здесь оставил, из-за оползня  она  съехала  с  того
места, где прежде лежала.
    - Это спираль, - решил Скотт, и решил  неправильно.  Эта  штука  была
спиралевидная,  но  она   не   была   спиралью   из-за   пространственного
искривления.
    Но ни один мальчишка не  оставит  Коробку  запертой,  разве  что  его
оттащить насильно. Скотт ковырнул поглубже. Странные углы  у  этой  штуки.
Может, здесь было короткое замыкание, поэтому? - Фу-ты! - Нож соскользнул.
Скотт пососал палец и длинно, умело выругался.
    Может, это музыкальная шкатулка?
    Скотт напрасно огорчался.  Эта  штука  вызвала  бы  головную  боль  у
Эйнштейна и довела бы до безумия Штайнмеца. Все дело было,  разумеется,  в
том, что Коробка еще  не  совсем  вошла  в  тот  пространственно-временной
континуум,  в  котором  существовал  Скотт,  и  поэтому  открыть  ее  было
невозможно. Во всяком случае, до тех пор,  пока  Скотт  не  пустил  в  ход
подходящий камень и не выбил эту спиралевидную неспираль в  более  удобную
позицию.
    Фактически он вышиб ее из контакта с четвертым измерением, высвободив
пространственно-временной момент кручения. Раздался резкий щелчок. Коробка
слегка содрогнулась и лежала теперь неподвижно, существуя  уже  полностью.
Теперь Скотт открыл ее без труда.
    Первое, что попалось ему на глаза, был мягкий вязаный шлем, но  Скотт
отбросил его без особого интереса.  Ведь  это  была  всего-навсего  шапка.
Затем он поднял прозрачный  стеклянный  кубик,  такой  маленький,  что  он
уместился на ладони - слишком маленький, чтобы  вмещать  какой-то  сложный
аппарат.  Моментально  Скотт  разобрался,  в   чем   дело.   Стекло   было
увеличительным. Оно сильно увеличивало то, что было в кубике. А  там  было
нечто странное. Например, крохотные человечки...
    Они двигались. Как автоматы, только более плавно. Как будто  смотришь
спектакль. Скотта заинтересовали их костюмы, а  еще  больше  то,  что  они
делали. Крошечные человечки ловко строили дом. Скотту  подумалось,  хорошо
бы дом загорелся, он бы посмотрел, как тушат пожар.
    Недостроенное сооружение вдруг охватили языки  пламени.  Человечки  с
помощью множества каких-то сложных приборов ликвидировали огонь.
    Скотт очень быстро понял, в чем дело. Но его  это  слегка  озадачило.
Эти куклы слушались его мыслей! Когда он сообразил  это,  то  испугался  и
отшвырнул кубик подальше. Он стал было  взбираться  вверх  по  берегу,  но
передумал и вернулся. Кубик лежал наполовину в воде и сверкал  на  солнце.
Это была игрушка. Скотт чувствовал это безошибочным инстинктом ребенка. Но
он не сразу поднял кубик. Вместо  этого  он  вернулся  к  коробке  и  стал
исследовать то, что там оставалось.
    Он спрятал находку в своей комнате  наверху,  в  самом  дальнем  углу
шкафа. Стеклянный кубик засунул в карман, который уже и так оттопыривался,
- там был шнурок, моток проволоки, два пенса, пачка фольги, грязная  марка
и обломок полевого шпата.
    Вошла вперевалку двухлетняя сестра Скотта, Эмма, и сказала: "Привет!"
    - Привет, пузырь, - кивнул Скотт с высоты своих семи лет и нескольких
месяцев. Он относился к Эмме крайне покровительственно, но  она  принимала
это как должное. Маленькая, пухленькая, большеглазая,  она  плюхнулась  на
ковер и меланхолически уставилась на свои башмачки.
    - Завяжи, Скотти, а?
    - Балда, - сказал Скотт добродушно, но завязал шнурки. - Обед скоро?
    Эмма кивнула.
    - А ну-ка покажи руки. - Как ни  странно,  они  были  вполне  чистые,
хотя, конечно, не стерильные. Скотт задумчиво поглядел на свои собственные
ладони и, гримасничая, отправился в ванную, где  совершил  беглый  туалет,
так как головастики оставили следы.
    Наверху в гостиной Деннис Парадин и его жена Джейн пили предобеденный
коктейль. Деннис был среднего  роста,  волосы  чуть  тронуты  сединой,  но
моложавый, тонкое лицо, с поджатыми  губами.  Он  преподавал  философию  в
университете.  Джейн  -  маленькая,  аккуратная,  темноволосая   и   очень
хорошенькая. Она отпила мартини и сказала:
    - Новые туфли. Как тебе?
    - Да здравствует преступность! -  пробормотал  Парадин  рассеянно.  -
Что? Туфли? Не сейчас. Дай закончить коктейль. У меня был тяжелый день.
    - Экзамены?
    - Ага. Пламенная юность, жаждущая обрести  зрелость.  Пусть  они  все
провалятся. Подальше, в ад. Аминь!
    - Я хочу маслину, - сказала Джейн.
    - Знаю, - сказал Парадин уныло. - Я уж и не помню, когда сам ее ел. Я
имею в виду, в мартини. Даже если я кладу в твой  стакан  полдюжины,  тебе
все равно мало.
    - Мне нужна твоя. Кровные узы. Символ. Поэтому.
    Парадин мрачно взглянул на нее и скрестил длинные ноги:
    - Ты говоришь, как мои студенты.
    - Честно говоря, не вижу смысла учить этих  мартышек  философии.  Они
уже не в том возрасте. У  них  уже  сформировались  и  привычки,  и  образ
мышления. Они ужасно консервативны, хотя, конечно, ни за  что  в  этом  не
признаются. Философию могут постичь совсем зрелые люди либо младенцы вроде
Эммы и Скотта.
    - Ну, Скотти к себе в студенты не вербуй, - попросила Джейн, - он еще
не созрел для доктора философии. Мне вундеркинды ни к чему, особенно  если
это мой собственный сын. Дай свою маслину.
    - Уж Скотти-то, наверно, справился бы  лучше,  чем  Бетти  Доусон,  -
проворчал Парадин.
    - И он угас пятилетним стариком, выжив  из  ума,  -  продекламировала
Джейн торжественно, - дай свою маслину.
    - На. Кстати, туфли мне нравятся.
    - Спасибо. А вот и Розали. Обедать?
    - Все готово, мисс Парадин, - сказала Розали, появляясь на пороге.  -
Я позову мисс Эмму и мистера Скотти.
    - Я сам. - Парадин высунул голову в соседнюю комнату и закричал:
    - Дети! Сюда, обедать!
    Вниз  по  лестнице  зашлепали  маленькие   ноги.   Показался   Скотт,
приглаженный и сияющий, с торчащим вверх непокорным вихром. За  ним  Эмма,
которая осторожно передвигалась  по  ступенькам.  На  полпути  ей  надоело
спускаться  прямо,  она  села  и  продолжала  путь  по-обезьяньи,  усердно
пересчитывая  ступеньки  маленьким  задиком.  Парадин,  зачарованный  этой
сценой, смотрел не отрываясь, как вдруг почувствовал сильный  толчок.  Это
налетел на него сын.
    - Здорово, папка! - завопил Скотт.
    Парадин выпрямился и взглянул на сына с достоинством.
    - Сам здорово. Помоги мне подойти к столу. Ты  мне  вывихнул  минимум
одно бедро.
    Но Скотт уже  ворвался  в  соседнюю  комнату,  где  в  порыве  эмоций
наступил на туфли, пробормотал извинение  и  кинулся  к  своему  месту  за
столом. Парадин, идя за ним с Эммой, крепко  уцепившейся  короткой  пухлой
ручкой за его палец, поднял бровь.
    - Интересно, что у этого шалопая на уме?
    - Наверно, ничего хорошего, - вздохнула Джейн. -  Здравствуй,  милый.
Ну-ка, посмотрим твои уши.
    Обед проходил спокойно, пока Парадин не взглянул случайно на  тарелку
Скотта.
    - Привет, это еще что? Болен? Или за завтраком объелся?
    Скотт задумчиво досмотрел на стоящую перед ним еду.
    - Я уже съел сколько мне было нужно, пап, - объяснил он.
    - Ты обычно ешь сколько  в  тебя  влезет  и  даже  больше,  -  сказал
Парадин. - Я знаю, мальчики, когда растут, должны  съедать  в  день  тонны
пищи, а ты сегодня не в порядке. Плохо себя чувствуешь?
    - Н-нет. Честно, я съел столько, сколько мне нужно.
    - Сколько хотелось?
    - Ну да. Я ем по-другому.
    - Этому вас в школе учили? - спросила Джейн.
    Скотт торжественно покачал головой.
    - Никто меня не учил. Я сам обнаружил. Мне плевотина помогает.
    - Попробуй объяснить снова, -  предложил  Парадин.  -  Это  слово  не
годится.
    - Ну... слюна. Так?
    - Ага. Больше пепсина? Что, Джейн, в слюне есть пепсин? Я  что-то  не
помню.
    - В моей есть яд, - вставила Джейн. - Опять Розали оставила  комки  в
картофельном пюре.
    Но Парадин заинтересовался.
    - Ты хочешь сказать, что извлекаешь из пищи все,  что  можно,  -  без
отходов - и меньше ешь?
    Скотт подумал.
    - Наверно, так. Это не просто плев... слюна. Я  вроде  бы  определяю,
сколько положить в рот за один раз, и чего с чем. Не знаю, делаю, и все.
    - Хм-м, - сказал Парадин, решив позднее  это  проверить,  -  довольно
революционная мысль. - У детей часто бывают нелепые  идеи,  но  эта  могла
быть не такой уж абсурдной. Он поджал губы: -  Я  думаю,  постепенно  люди
научатся есть совершенно иначе - я имею в виду, как есть, а не только  что
именно. То есть какую именно  пищу.  Джейн,  наш  сын  проявляет  признаки
гениальности.
    - Да?
    - Он сейчас высказал очень интересное соображение о диетике.  Ты  сам
до него додумался, Скотт?
    - Ну конечно, - сказал мальчик, сам искренне в это веря.
    - А каким образом?
    - Ну, я... - Скотт замялся. - Не знаю. Да это ерунда, наверно.
    Парадин почему-то был разочарован.
    - Но ведь...
    - Плюну!  Плюну!  -  вдруг  завизжала  Эмма  в  неожиданном  приступе
озорства и попыталась выполнить  свою  угрозу,  но  лишь  закапала  слюной
нагрудник.
    Пока Джейн с безропотным видом увещевала и приводила дочь в  порядок,
Парадин разглядывал Скотта с удивлением и любопытством. Но дальше  события
стали развиваться только после обеда, в гостиной.
    - Уроки задали?
    - Н-нетт, - сказал Скотт, виновато краснея. Чтобы скрыть смущение, он
вынул из кармана один из  предметов,  которые  нашел  в  Коробке,  и  стал
расправлять его. Это оказалось нечто вроде  четок  с  нанизанными  бусами.
Парадин сначала не заметил их, но Эмма увидела. Она  захотела  поиграть  с
ними.
    - Нет. Отстань, пузырь, - приказал Скотт. - Можешь смотреть.
    Он начал возиться с бусами, послышались странные мягкие щелчки.  Эмма
протянула пухлый палец и тут же пронзительно заплакала.
    - Скотти, - предупреждающе сказал Парадин.
    - Я ее не трогал.
    - Укусили. Они меня укусили, - хныкала Эмма.
    Парадин поднял голову. Взглянул, нахмурился. Какого еще...
    - Это что, абак? [абак - вид счетов] - спросил он. - Пожалуйста,  дай
взглянуть.
----------------------------------------------------
    Парадин этому не поверил и только фыркнул. Скотт опять задумался  над
рамкой. Он экспериментировал. На этот раз эта штука  совсем  не  кололась.
Абак уже подсказал ему правильный метод. Сейчас  он  уже  мог  делать  все
по-своему. Причудливые проволочные углы сейчас почему-то  казались  уж  не
такими запутанными.
    Это была на редкость поучительная игрушка...
    "Она,  наверно,  действует,  -  подумал  Скотт,  -  наподобие   этого
стеклянного кубика". - Вспомнив о нем, он вытащил его из кармана  и  отдал
абак Эмме, онемевшей от радости.
    Она немедленно принялась за дело, двигая бусы  и  теперь  не  обращая
внимания на то, что они колются, да и кололись  они  только  чуть-чуть,  и
поскольку она хорошо все перенимала, ей удалось заставить бусину исчезнуть
почти так же быстро, как Скотту. Голубая бусина появилась снова, но  Скотт
этого не заметил.
    Он предусмотрительно удалился в угол между диваном и широким  креслом
и занялся кубиком.
    Внутри были маленькие человечки, крошечные куклы, сильно  увеличенные
в размерах благодаря увеличительным  свойствам  стекла,  и  они  двигались
по-настоящему. Они построили дом. Он  загорелся,  и  пламя  выглядело  как
настоящее, а  они  стояли  рядом  и  ждали.  Скотт  нетерпеливо  выдохнул:
"Гасите!"
    Но ничего не произошло. Куда же девалась эта странная пожарная машина
с вращающимися кранами, та, которая появлялась раньше? Вот она. Вот вплыла
в картинку и остановилась. Скотт мысленно приказал ей начать работу.
    Это было забавно. Как будто  ставишь  пьесу,  только  более  реально.
Человечки делали то, что Скотт мысленно им приказывал.  Если  он  совершал
ошибку, они ждали, пока он найдет правильный путь. Они даже предлагали ему
новые задачи...
    Кубик  тоже  был  очень  поучительной  игрушкой.  Он  обучал   Скотта
подозрительно быстро и очень развлекал при этом. Но он не давал  ему  пока
никаких по-настоящему новых  сведений.  Мальчик  не  был  к  этому  готов.
Позднее... Позднее...
    Эмме надоел абак, и она отправилась искать Скотта. Она не  могла  его
найти, и в его комнате его тоже не было, но, когда она там  очутилась,  ее
заинтересовало то, что лежало в  шкафу.  Она  обнаружила  коробку.  В  ней
лежало  сокровище  без  хозяина  -  кукла,   которую   Скотт   видел,   но
пренебрежительно отбросил.
----------------------------------------------------------------------------
    - Я бы сам от такой не отказался, - сказал Парадин. -  И  где  только
Гарри ухитрился ее раздобыть? Нет, я не вижу в ней никакого вреда.  Это  у
взрослых внутренности вызывают неприятные ощущения. А  у  детей  нет.  Они
думают, что внутри они целенькие, как редиски. А с помощью этой куклы Эмма
хорошо познакомится с физиологией.
    - А это что? Нервы?
    - Нет, нервы вот тут. А это  артерия,  вот  вены.  Какая-то  странная
аорта... - Парадин был совершенно сбит с толку.  -  Это...  как  по-латыни
"сеть"? Во всяком случае... А? Ретана? Ратина?
    - Респирация? - предложила Джейн наугад.
    - Нет. Это дыхание, - сказал Парадин уничтожающе. - Не  могу  понять,
что означает вот эта сеть светящихся нитей. Она пронизывает все тело,  как
нервная система.
    - Кровь.
    - Да нет. Не кровообращение и не нервы - странно. И вроде бы  связано
с легкими.
    Они углубились в изучение загадочной куклы. Каждая деталь в ней  была
сделана удивительно точно, и это само по себе было  странно,  если  учесть
физиологические отклонения от нормы, которые подметил Парадин.
    - Подожди-ка, я притащу Гоулда, - сказал Парадин,  и  вскоре  он  уже
сверял куклу с анатомическими схемами в атласе. Это мало чем ему помогло и
только увеличило его недоумение.
    Но это было интереснее, чем разгадывать кроссворд.
    Тем временем  в  соседней  комнате  Эмма  двигала  бусины  на  абаке.
Движения уже не казались такими странными. Даже когда бусины исчезали. Она
уже почти почувствовала куда. Почти...
    Скотт пыхтел,  уставившись  на  свой  стеклянный  кубик,  и  мысленно
руководил  постройкой  здания.  Он  делал  множество  ошибок,  но   здание
строилось - оно было немного посложнее того, что уничтожило огнем. Он тоже
обучался - привыкал...
    Ошибка Парадина, с чисто человеческой точки зрения, состояла  в  том,
что он не избавился от игрушек с самого начала. Он не понял их назначения,
а к тому времени, как он в этом разобрался,  события  зашли  уже  довольно
далеко. Дяди Гарри не было в городе, и у него проверить  Парадин  не  мог.
Кроме того, шла сессия, а это означало  дополнительные  нервные  усилия  и
полное изнеможение к вечеру; к  тому  же  Джейн  в  течение  целой  недели
неважно себя чувствовала. Эмма и Скотт были предоставлены сами себе.
    - Папа, - обратился  Скотт  к  отцу  однажды  вечером,  -  что  такое
"исход"?
    - Поход?
    Скотт поколебался.
    - Да нет... не думаю. Разве "исход" неправильное слово?
    - "Исход", - это по-научному "результат". Годится?
    - Не вижу в этом смысла, - пробормотал Скотт и хмуро удалился,  чтобы
заняться абаком. Теперь он управлялся с ним  крайне  искусно.  Но,  следуя
детскому инстинкту избегать вмешательства в свои дела, они с Эммой  обычно
занимались игрушками, когда рядом никого не было. Не  намеренно,  конечно,
но самые сложные эксперименты  проводились,  только  если  рядом  не  было
взрослых.
    Скотт обучался быстро. То, что он видел сейчас в  кубике,  мало  было
похоже на те простые задачи, которые он получал там вначале. Новые  задачи
были сложные и невероятно увлекательные. Если бы Скотт сознавал,  что  его
обучением руководят и направляют его, пусть даже чисто  механически,  ему,
вероятно, стало бы неинтересно. А так его интерес не увядал.
    Абак и кукла, и кубик - и другие игрушки, которые дети  обнаружили  в
коробке...
-----------------------------------------------------------------------
    Трудно утверждать, что у  детей  нет  тонкости.  Дети  отличаются  от
взрослых животных тем, что они мыслят иным  образом.  Нам  довольно  легко
разглядеть их притворство, но и им наше тоже. Ребенок способен безжалостно
разрушить воздвигаемый взрослыми обман. Разрушение идеалов  -  прерогатива
детей.
    С точки зрения логики, ребенок представляет собой  пугающе  идеальное
существо. Вероятно,  младенец  -  существо  еще  более  идеальное,  но  он
настолько далек от взрослого,  что  критерии  сравнения  могут  быть  лишь
поверхностными.  Невозможно  представишь  себе  мыслительные  процессы   у
младенца. Но младенцы мыслят даже еще до рождения. В утробе они двигаются,
спят, и не только всецело подчиняясь инстинкту. Мысль о том,  что  еще  не
родившийся эмбрион  может  думать,  нам  может  показаться  странной.  Это
поражает и смешит, и приводит в ужас. Но ничто человеческое не может  быть
чуждым человеку.
    Однако младенец еще не человек. А  эмбрион  -  тем  более.  Вероятно,
именно поэтому Эмма больше усвоила от игрушек, чем Скотт. Разве что он мог
выражать свои мысли, а она нет, только иногда, загадочными  обрывками.  Ну
вот, например, эти ее каракули...
-----------------------------------------------------------------------------


    - Денни, Скотти очень изменился. Миссис  Бернс  сказала,  что  он  до
смерти напугал ее Френсиса.
    - Полагаю, что так, - Парадин прислушался.  Шум  в  соседней  комнате
подсказал ему местонахождение сына. - Скотти?
    - Ба-бах! - сказал Скотт и появился на пороге улыбаясь. - Я  их  всех
поубивал. Космических пиратов. Я тебе нужен, пап?
    - Да. Если ты не против отложить немного  похороны  пиратов.  Что  ты
сделал Френсису Бернсу?
    Синие глаза Скотти выразили беспредельную искренность.
    - Я?
    - Подумай. Я уверен, что ты вспомнишь.
    - А-ах. Ах это! Не делал я его.
    - Ему, - машинально поправила Джейн.
    - Ну, ему. Честно. Я только дал  ему  посмотреть  свой  телевизор,  и
он... он испугался.
    - Телевизор?
    Скотт достал стеклянный кубик.
    - Ну, это не совсем телевизор. Видишь?
    Парадин   стал   разглядывать   эту   штуку,   неприятно   пораженный
увеличительными стеклами. Однако он ничего не видел, кроме  бессмысленного
переплетения цветных узоров.
    - Дядя Гарри...
    Парадин потянулся к телефону. Скотт судорожно глотнул.
    - Он... он уже вернулся?
    - Да.
    - Ну, я пошел в  ванную.  -  И  Скотт  направился  к  двери.  Парадин
перехватил взгляд Джейн и многозначительно покачал головой.
    Гарри был дома, но он совершенно ничего  не  знал  об  этих  странных
игрушках. Довольно мрачно Парадин приказал Скотту принести из его  комнаты
все игрушки. И вот они все лежат в ряд на столе: кубик, абак, шлем,  кукла
и еще несколько  предметов  непонятного  назначения.  Скотту  был  устроен
перекрестный допрос.
    Какое-то время он героически лгал, но наконец не выдержал и с ревом и
всхлипываниями выложил свое признание.
    После того как маленькая фигурка удалилась наверх, Парадин подвинул к
столу стул и стал внимательно рассматривать Коробку.  Задумчиво  поковырял
оплавленную поверхность. Джейн наблюдала за ним.
    - Что это, Денни?
    - Не знаю. Кто мог оставить коробку с игрушками у ручья?
    - Она могла выпасть из машины.
    - Только не в этом месте. К северу от железнодорожного полотна  ручей
нигде не пересекает дорога. Там везде пустыри, и больше ничего. -  Парадин
закурил сигарету. - Налить тебе чего-нибудь, милая?
    - Я сама. - Джейн принялась за дело, глаза у нее были тревожные.  Она
принесла Парадину стакан и  стала  за  его  спиной,  теребя  пальцами  его
волосы.
    - Что-нибудь не так?
    - Разумеется,  ничего  особенного.  Только  вот  откуда  взялись  эти
игрушки?
    - У Джонсов никто не знает, а они получают свои товары из Нью-Йорка.
    - Я тоже наводил справки, - признался Парадин. - Эта  кукла...  -  он
ткнул в нее пальцем, - она меня тревожит. Может, это дело _т_а_м_о_ж_н_и_,
но мне хотелось бы знать, кто их делает.
    - Может, спросить психолога? Абак - кажется, они устраивают  тесты  с
такими штуками.
    Парадин прищелкнул пальцами:
    - Точно! И слушай, у нас в университете  на  следующей  неделе  будет
выступать  один  малый,  Холовей,  он  детский  психолог.  Он  фигура,   с
репутацией. Может быть, он что-нибудь знает об этих вещах?
    - Холовей? Я не...
    - Рекс Холовей. Он... хм-м-м! Он живет недалеко от нас. Может, это он
сам их сделал?
    Джейн разглядывала абак. Она скорчила гримаску и выпрямилась.
    - Если это он, то мне он не нравится. Но попробуй выяснить, Денни.
    Парадин кивнул.
    - Непременно.
    Нахмурясь, он выпил коктейль. Он был слегка встревожен. Но не напуган
- пока.


    Рекса Холовея Парадин привел домой к обеду  неделю  спустя.  Это  был
толстяк с сияющей  лысиной,  над  толстыми  стеклами  очков  как  мохнатые
гусеницы нависали густые черные брови. Холовей как будто и не наблюдал  за
детьми, но от него ничто  не  ускользало,  что  бы  они  ни  делали  и  ни
говорили. Его серые глаза, умные и проницательные, ничего не пропускали.
    Игрушки его обворожили. В гостиной  трое  взрослых  собрались  вокруг
стола, на котором они были разложены. Холовей внимательно их  разглядывал,
выслушивая все то, что  рассказывали  ему  Джейн  и  Парадин.  Наконец  он
прервал свое молчание:
    - Я рад, что пришел сюда сегодня. Но не совсем. Дело в том,  что  все
это внушает тревогу.
    - Как? - Парадин широко открыл глаза, а на лице Джейн отразился ужас.
То, что Холовей сказал дальше, их отнюдь не успокоило.
    - Мы имеем дело с безумием. - Он улыбнулся, увидев, какое воздействие
произвели его слова. - С точки зрения взрослых, все дети  безумны.  Читали
когда-нибудь "Ураган на Ямайке" Хьюза?
    - У меня есть. - Парадин достал с  полки  маленькую  книжку.  Холовей
протянул руку, взял книгу и стал перелистывать  страницы,  пока  не  нашел
нужного места. Затем стал читать вслух: -  "Разумеется,  младенцы  еще  не
являются  людьми  -  это  животные,  со  своей  древней  и   разветвленной
культурой, как у кошек, у рыб, даже у змей.  Они  имеют  сходную  природу,
только сложнее и ярче,  ибо  все-таки  из  низших  позвоночных  это  самый
развитый вид. Короче говоря, у младенцев есть свое собственное мышление, и
оно оперирует понятиями и категориями,  которые  невозможно  перевести  на
язык понятий и категорий человеческого мышления".
    Джейн попыталась было воспринять его слова спокойно,  но  ей  это  не
удалось.
    - Вы что, хотите сказать, что Эмма...
    - Способны ли вы думать так, как ваша  дочь?  -  спросил  Холовей.  -
Послушайте: "Нельзя уподобиться в мыслях младенцу, как нельзя  уподобиться
в мыслях пчеле".
    Парадин смешивал коктейли. Он сказал через плечо:
    - Не слишком ли много теории? Насколько я понимаю, вы хотите сказать,
что у младенцев есть своя собственная культура  и  даже  довольно  высокий
интеллект?
    - Не обязательно. Понимаете, это вещи несоизмеримые.  Я  только  хочу
сказать, что младенцы размышляют совсем  иначе,  чем  мы.  Не  обязательно
л_у_ч_ш_е_ - это вопрос относительных ценностей. Но это  просто  различный
способ развития... - В поисках подходящего слова он скорчил гримасу.
    -  Фантазии,  -  сказал  Парадин  довольно  пренебрежительно,  но   с
раздражением из-за Эммы. - У младенцев точно такие же ощущения, как у нас.
    - А кто говорит, что нет? -  возразил  Холовей.  -  Просто  их  разум
направлен в другую сторону, вот и все. Но этого вполне достаточно.
    - Я стараюсь понять, - сказала Джейн медленно, - но у  меня  аналогия
только с моей кухонной машиной. В ней можно  взбивать  тесто  и  пюре,  но
можно и выжимать сок из апельсинов.
    - Что-то в этом роде. Мозг - коллоид, очень  сложной  организации.  О
его возможностях мы пока знаем очень мало, мы даже не  знаем,  сколько  он
способен воспринять. Но зато доподлинно известно, что, по  мере  того  как
человеческое существо созревает,  его  мозг  приспосабливается,  усваивает
определенные стереотипы, и  дальше  мыслительные  процессы  базируются  на
моделях, которые воспринимаются как нечто  само  собой  разумеющееся.  Вот
взгляните,  -  Холовей  дотронулся  до  абака,  -  вы  пробовали   с   ним
у_п_р_а_ж_н_я_т_ь_с_я_?
    - Немного, - сказал Парадин.
    - Но не так уж, а?
    - Ну...
    - А почему?
    - Бессмысленно, - пожаловался Парадин. - Даже  в  головоломке  должна
быть какая-то логика. Но эти дурацкие углы...
    - Ваш мозг приспособился к Эвклидовой системе, -  сказал  Холовей.  -
Поэтому эта... штуковина вас утомляет и кажется бессмысленной. Но  ребенку
об Эвклиде ничего не известно. И иной вид геометрии, отличный  от  нашего,
не покажется ему нелогичным. Он верит тому, что видит.
    - Вы что, хотите сказать, что у этой чепухи есть четвертое измерение?
- возмутился Парадин.
    - На вид, во всяком случае, нет, - согласился  Холовей.  -  Я  только
хочу сказать, что наш разум,  приспособленный  к  Эвклидовой  системе,  не
может увидеть здесь ничего, кроме клубка запутанной проволоки. Но  ребенок
- особенно маленький - может увидеть и нечто иное. Не  сразу.  Конечно,  и
для него  это  головоломка.  Но  только  ребенку  не  мешает  предвзятость
мышления.
    - Затвердение мыслительных артерий, - вставила Джейн.
    Но Парадина это не убедило.
    - Тогда, значит,  ребенку  легче  справиться  с  дифференциальными  и
интегральными уравнениями, чем Эйнштейну?
    - Нет, я не это хотел сказать. Мне ваша точка зрения более или  менее
ясна. Только...
    - Ну  хорошо.  Предположим,  что  существуют  два  вида  геометрии  -
ограничим  число  видов,  чтобы  облегчить  пример.  Наш  вид,   Эвклидова
геометрия, и еще какой-то, назовем его X. X никак не связан  с  Эвклидовой
геометрией, но основан на иных теоремах. В нем два и  два  не  обязательно
должны быть равны четырем, они могут быть равны  Y2,  а  могут  быть  даже
вовсе  _н_е  _р_а_в_н_ы_  ничему.  Разум  младенца  еще  ни  к   чему   не
приспособился,   если   не   считать   некоторых   сомнительных   факторов
наследственности и среды. Начните обучать ребенка принципам Эвклида...
    - Бедный малыш, - сказала Джейн.
    Холовей бросил на нее быстрый взгляд.
    -  Основам  эвклидовой  системы.  Начальным  элементам.   Математика,
геометрия, алгебра - это все идет гораздо позже. Этот  путь  развития  нам
знаком. А  теперь  представьте,  что  ребенка  начинают  обучать  основным
принципам этой логики X.
    - Начальные элементы? Какого рода?
    Холовей взглянул на абак.
    - Для нас в этом нет никакого смысла. Мы приспособились к  эвклидовой
системе.
    Парадин налил себе неразбавленного виски.
    - Это прямо-таки ужасно. Вы не ограничиваетесь одной математикой.
    - Верно! Я вообще ничего не хочу ограничивать. Да и каким

помню был случай, когда я была маленькая и домой долгое время никто не приходил, я начала рыдать. Я рыдала настолько громко, что потом додумалась, а почему бы не позвонить? я взяла телефон (ой, а мне было тогда лет 4-5), такой чтобы цифры не нажимать,а крутить, и, открыв справочник с конца, начала набирать номер кого-то непонятного. *ну цифры то я любил, тут и спору нет, а читала так себе, но читала)))

так вот, я позвонила какой-то тётеньке, и рыдая в трубку, разговаривала с ней о чем только могла. не поверите, но мне, слушая чей-то голос, так сразу полегчала, что когда пришла мама, она потом извинилась, перед тем с кем я так долго общалась (ой, а подумаешь минут так 30-60) хD



или помню ещё такой случай.
(я до сих пор за это в обиде)
был дождь. да, серое небо, льёт как из вдра, а мы с мамой пошли к бабушке с дедушкой.
и как-то так получилось, что она сказала, ты иди, а я сейчас приду... и вообщем, получилось так, что дома никого не оказалось. Я бегом вниз, смотрю - а мамы нет на улице. Ну я давай как бешана бегать по всей улице и кричать "мама! мама ты где? мама!"
а дождь лил не прекращая, а у меня даже зонтика не было.
и Шла какая-то тётенька, а я реву, и что-то я к ней подошла и спросила - где моя мама, а она мне так добро - не волнуйся, мама приёт, дала мне пакетик (простой, целоановый), усадила на скамейку и пошла.
потом шли каких-то два молодых парня, ну я и к ним давай приставать - где мама?
знаете, такое чувство было, что им меня (4-5 лет) было не жалко даже.
а когда они уже было вышли с этой улицы, я их догнала и спросила - а мама точно прдёт?
мда, я вообще ужасно было приставучая если что не так.

время шло и шло, а никого нет. ну и никто не идёт мимо, ну хоть как-то меня поддержать. Я пошла в подъезд,и давай долбить кулаками в первую попавшуюся дверь. И мне так повело, потому что открыла какая-то милая бабушка. Она меня впустила в дом, налила чаю и дала хлеба с маслом и вареньем (а я уже и про маму забыла) хD
а потом я только начала есть, как мама мимо окошка пробегает и видит - меня то нет (какая логика).
а я ей в окошко стучу и рукой машу - не, ну а что мне ещё кричать было?

вообщем, это не первый случай такого ужасного фобного состояния
*это мне сейчас смешно, вспоминая, а вот тогда я думала, что потерялась навсегда)))